– Разве я могу причинить ей боль? Хоть мне хочется ее ударить за все это, но еще больше мне хочется целовать ее, – и он поцеловал тебя – ласкать ее, любить! Как же мне быть? Я предал свой народ, свою семью!

– Родители поймут тебя, – вступился я за него.

– Как мне предстать перед ними? Что сказать? Что я променял их на любовь, на лживую любовь! Любовь делает нас слепцами и глупцами!

И умолк, прижав тебя к груди обеими руками. Так я его и оставил. Долго по округе разносились вопли Светогора. Ближе к вечеру он принес тебя сюда, взял проволоку и, обмотав, сказал, чтобы некто не подходил. Сам пошел к себе, улегся на кровать и до сих пор не поднимался.

У меня по щекам текли слезы, слушая Светозара. "Я не могла иначе, не могла!" – успокаивала я себя.

– Вот что ты наделала! – став на ноги Светозар напоследок сказал. – Это я во всем виноват! Я пришел в твой дом ночью не за тобой, а за твоим сыном, но увидев тебя, как ты спишь сладким сном, твои волосы цвета полуденного солнца лежали на подушке и звали меня, манили к себе и я взял тебя… Светогор прав ты пахнешь особенно, тобой хочется дышать. Если бы я привел твоего сына, все бы прошло как всегда, слаженно, без происшествий. Это я виноват, – Светозар развернулся и пошел прочь, а я осталась с тяжелым грузом на сердце, чувствуя себя отвратительно.

Началась церемония. Всех людей стали выводить. Местные грозно, с ненавистью поглядывали на меня. Даже трещетки молчали. Все ходили хмурые. Всех людей увели, и я осталась одна в этом огромном зале. Потом пришел и мой черед. Светозар приблизился ко мне и спросил:

– Готова?

Я пристально смотрела на него. Вот и все! Остался всего лишь миг до смерти, но я надеялась на кристалл.

– Всегда готова! – по-пионерски ответила я. – Ты меня понесешь или развяжешь? Если не боишься.

 Светозар вытащил нож из сапога и стал резать провода снизу. Дойдя до последнего витка, он застыл, нежно посмотрел мне в лицо, наклонился и поцеловал.

– Я бы всю жизнь жалел, если бы не сделал этого сейчас! – его поцелуй не был таким обжигающим. – Теперь я буду помнить не только твой запах, но и вкус. – И разрезал проволоку. Я улыбнулась ему ласково и взяла его за руку.

– Веди меня мой друг! Веди! – и мы зашагали к выходу.

                В Светилище стояла гробовая тишина. Все люди находились в цилиндре. По всему периметру зала стояли местные люди, Люди света, как они себя называли. Светогор склонился над пультом, опершись на руки, и не осмотрел на меня. Я шагнула к нему. Подойдя, погладила его по спине, и услышала, как затрещали его кулаки от напряжения.

– Привет, – ласково поздоровалась я.

 Светогор стоял не шелохнувшись. Я нырнула под его руку и оказалась между ним и пультом.

– Даже не взглянешь на меня в последний раз?

Светогор выпрямился и взглянул на меня злобным, нежным, гневным, любящим взором. В нем смешалось все. Его скулы ходили ходуном, а дыхание застыло. Передо мной стоял не мальчик, а мужчина познавший все! И любовь женщины, и предательство, и разлуку.

– И до свидания не скажешь? – Глаза мои молили – "Ну скажи что-нибудь!"– не дождавшись ответа, я отошла. – Хорошо, позже поговорим, если захочешь! – и широко улыбнулась. Оглядывая всех спросила: – Вы что такие грустные? Как на похоронах! У вас же праздник! – меня снова замутило, и я сплюнула на пол. – Что за гадостью меня напоили? До сих пор выворачивает, – оглянулась на Светогора, он все также стоял застывший и не оборачивался. – На празднике всегда песни поют! – и затянула песню, которая пришла мне на ум. – Лейся песня на просторе не скучай, не плачь жена, – я вошла в цилиндр и дверь закрылась под мое пение, – штурмовать далеко море посылает нас страна…