Чтобы людям помочь избавиться от безумия, надо лишить пещеру самого Хранителя. Без него вера забудется – к мужчинам вернётся чадолюбие и ответственность за тех, кого произвели на свет, кто закроет им очи на смертной шкуре. Женщины сожгут свои луки в костре – станут тихими и покорными, какими должны быть в семье. Безумие кончится, и начнутся свадьбы….

Харка вздохнул обречённо – приемник выбирает смерть.

Вместе с пасмурным утром в пещеру вошли хмурые люди.

Харка поднялся с белой шкуры.

– Было мне Откровение, Люди Падающей Воды – Великий Бурунша сказал, что покидает вас навсегда. Выберите себе вожака, слушайте советы стариков и живите своим умом – такова его последняя воля. Посвящённых в пещере больше не будет – я ухожу вслед за Хранителем. Сделайте мне знак Обречённого.

– Хоу! – сказали люди, задавленные горем.

Вновь собрались у белой шкуры, когда появился в пещере Глям. Он выплеснул приемнику на грудь белую краску из половинки панциря большой черепахи.

Харка сказал:

– Люди Падаюшей Воды, на закате солнца сожгите меня вместе с телом последнего Хранителя на костре перед входом в пещеру.

– Хоу! – воскликнули люди, услышав волю последнего Посвящённого.

– Да будут в пещере мир и согласие.

– Хоу!

– А теперь оставьте меня в покое.

– Хоу! – сказали люди и разошлись.

Снова приемник на белой шкуре у изголовья умершего старика. Только теперь он Обречённый – жить ему осталось…. Впрочем, кого винить – сам пожелал. Он мог бы стать Хранителем, повелевать людьми, Эолу в жёны взять…. и сожрать её сына. Нет, пусть вместе с ним умрут в пещере кровавые обычаи, и кончится власть толстопузого Бурунши.

Харка закрыл глаза….

– Спишь, Обречённый?

Агда стояла в трёх шагах, покусывая стебелёк, отставив в сторону стройную ногу и уперев руку в бок.

– Зачем пришла?

– Тебя увидеть. Привет от Эолы передать.

– А где она сама? Что не идёт проститься?

– Твоей последней просьбы боится, а я не боюсь и готова любить даже Обречённого, если страх смерти не помешает ему быть мужчиной.

Харка усмехнулся горько:

– Зачем тебе это?

– А вот! Хочу, чтобы сын мой был на тебя похожим.

– Ты пробуждаешь во мне силы, но мне бы хотелось Эолу увидеть. Свидетельница наших клятв, уговори её прийти или передай, что я любил её, люблю и буду любить даже тогда, когда душа моя вместе с дымом отправится на небеса.

Агда капризно поджала губы.

– Я, Харка, чем хуже её?

– Ты, Агда, всех превзошла, но для любви чистота нужна – это главная красота женщины.

– Вот поганец! – Агда добродушно рассмеялась. – Ладно, попробую уговорить твою чистую, но трусливую.

Эола подошла, прикрыв лицо кудрями.

– Прости, Харка, я не могу тебе дать то, что ты хочешь.

Юноша согласно кивнул:

– Я понимаю, печать Обречённого…. Но поцеловать ты меня можешь?

Эола кивнула, опустила колени на белую шкуру, откинула волосы от лица и зажмурила глаза. Обречённый макнул палец в белую краску на своей груди и провёл по девичьей – от основания до самого соска. Эола отпрянула.

– Что ты делаешь? Она же не смоется!

– Этот знак моей любви будет тебя хранить. Если кто-нибудь захочет причинить тебе зло, так и скажи – у меня на груди знак сожженного Обречённого – жди страшной мести от него.

– О, Харка, как же ты мог? Этот твой знак теперь можно удалить разве только вместе с грудью. Но она же левая – мне придётся безгрудой стать, если захочу я в охотницы.

– Не удаляй. Верь мне – всё будет хорошо.

– О, Харка, Харка, зачем ты сделал меня несчастной?

Эола убежала, испугавшись Гляма.

Краскотёр потыкал пальцем в Харкину грудь:

– Ещё не просохла? Знаешь, только что придумал ей название – милость Бурунши. Как думаешь, подойдёт?