Поляков хмыкнул.

– Ладно. И мы не лыком шиты.

Показались немецкие цепи. Автоматчики шли, согнувшись, прижимаясь к земле, и на ходу вели огонь.

– В белый свет как в копеечку, – бормотнул Поляков. – Наши-то попрятались.

– Психология, – откликнулся Любавин. – Свой страх разгоняют.

– А мы им страху сейчас прибавим. Пусть только поближе подойдут. Ну что, вперёд? Артиллерия сейчас замолчит, своих бить не будут. Надо встретить.

– Встретим. Ты-то куда? – Он схватил за ногу выползающего из окопа Полякова. – Тебе отсюда командовать надо.

Поляков выдернул ногу.

– Успею накомандоваться. Вернусь. Надо посмотреть, что там у нас впереди делается, организовать встречу. Было бы кем командовать. Видишь, фрицы намолотили… Давай вперёд. Я налево, ты направо.

Потери были. Но меньшие, чем издали казалось. Бойцы уже вели огонь. Заговорили пулемёты. Немцы теперь передвигались короткими перебежками. Но передвигались. Упорно лезли вперёд.

Поляков, где ползком, где бегом – от воронки до воронки – двигался вдоль линии обороны. Не молча. Кого за плечо встряхнёт, кому подмигнёт, а кому и пару слов ободряющих бросит. Его удивляло спокойствие бойцов. Видимо, удачное отражение двух предыдущих атак вселило в них уверенность в успехе. А что? Броники сожгли, патронов хватает, покормили сытно, потери после артобстрела небольшие. Поляков приободрился. Пора пост на НП занимать. Он добрался до своей тоже выкопанной далеко не в рост траншеи, протиснулся в неё, обернулся, бросив взгляд на поле боя, подумал: «Ничего, немчура. Повоюем. Не так просто нас взять! Подавишься, не скушаешь!» И в это самое мгновение правофланговый пулемёт замолчал. Жорка бросился назад, припал к брустверу. В отчаянии ударил кулаком по насыпи. «Так и есть! Накликал!» Немцы на правом фланге приободрились, смелее стали продвигаться вперёд. Поляков быстро посмотрел по сторонам. «Кто? Ну, кто сможет? Кто успеет?» Рядом был только худенький необстрелянный связной Щеглов.

– Щеглов! Щеглов! – заорал что есть мочи Поляков, как будто Щеглов был не рядом, а за версту. – Из пулемёта можешь? Быстрее, можешь!?

Перепуганный Щеглов закивал:

– Могу, товарищ старший лейтенант, могу.

– Так что ж ты стоишь? Бегом к пулемёту!!!

Тот рванул с места, только земля из-под ног посыпалась.

«Ни хрена он не может», – решил про себя Поляков и двинулся в ту же сторону. Фашисты между тем на правом фланге осмелели. Всё быстрее они продвигались вперёд. Почуяв нашу слабину, туда же стали смещаться наступающие центрального сектора. Поляков добрался до ближнего пулемётчика. Лёг рядом.

– Справа цели видишь?

Тот кивнул:

– Вижу, товарищ командир, вижу.

– Так что ж не бьёшь?

– Щас подмогнём. Тут со своими не успеваю управиться.

Но огонь перенёс. Однако обороняющимся это мало помогло. «Так и знал – ни хрена этот Щеглов не умеет», – подумал Поляков. А немцы уже до самого ручья добрались. Теперь они, предчувствуя близкий успех, бежали кучно, в полный рост. Первые уже в воду ступили. Тут и заработал пулемёт. Ближних к нему как бритвой срезало. А потом и до остальных дело дошло. Там, на той стороне ручья, степь полого спускалась к воде. И залёгшие было фашисты, перед пулемётчиком были как на ладони. А он хладнокровно делал своё дело. Покончив с передними, перенёс огонь дальше. Никому пощады не было. Поляков приостановился. «Вот это да! Ну и Щегол! Ну, молодец! А я ругал его. Герой!».

Атакующие не выдержали. Мало того что лихой пулемётчик косил их, как капусту. Так ещё и второй, центральный, бил в том же направлении. Немцы попятились, попятились и побежали. Побежали сначала с правого фланга, ну а там уж стадные законы сработали: мало-помалу к ним присоединились наступающие в центре, а затем и все остальные. Красноармейцы спокойно вели огонь по бегущим, потери противника росли на глазах. Да кто их считал?