Во Францию она поехала в составе туркменской творческой группы, где были артисты туркменского народного театра и такие наши звезды, как Роза Тураева, Айдогды Кураев, Мая Шахбердыева.

В 1979 году Гульбахар решилась внести изменения в свою творческую жизнь и уехала работать по контракту в недавно открывшийся тогда Красноярский театр оперы и балета. Ей интересен был новый опыт, новые подходы в постановке. Там она тоже танцевала «Дон Кихота» и «Жизель», но в постановке режиссера из Большого театра. После 3 лет творческого эксперимента и поиска нового вдохновения, она вернулась в родной театр. Вернувшись, она взялась за педагогическую деятельность, совмещая ее со сценической. С 1981 по 1985 она дает уроки характерного танца в Республиканской музыкальной школе, здесь же она возглавляет отделение по хореографии. По ее инициативе в РМШ была введена ученическая практика в театре, а именно, воспитанники школы участвовали в детских спектаклях театра оперы и балета. Если раньше роли лесных зверушек и детей в массовке играли взрослые, то при содействии Гульбахар, их заместили ученики РМШ: и взрослым облегчение и детям прекрасная возможность узнать все о театре, непосредственно участвуя в спектаклях. Со своими учениками Гульбахар поставила балет «Щелкунчик».

В 1990 году Гульбахар отметила свой юбилей – 25-летие сценической деятельности – участием в балетах «Медея» и «Моцарт». Это был ее бенефис, зал был полон зрителей, на сцену летели букеты цветов, а поклонники вызывали ее танцевать «на бис» неоднократно.

Гульбахар Мусаева танцевала в своем любимом театре вплоть до 1993 года. Ей замечательно удавались партии Эне в "Алдар-Косе" Корчмарёва, Амударьи в "Гибели Суховея" Ч. Нурымова, Пери в "Чудесном лекаре" Мухатова и Равича, Жизель, Одетта – Одиллия, Никия, Китри, Барышня в "Барышне и хулигане".

С 1993 по 1999 она работала главным балетмейстером театра, вернув к новой сценической жизни балеты «Дон Кихот», «Жизель» и «Вальпургиева ночь».

Имя Гульбахар Мусаевой, наряду с другими выдающимися деятелями туркменского балета, вошло в серию «Балет» Большой Советской энциклопедии (1981), и в Мировую Энциклопедию Танца в раздел Туркменское искусство. Как одна из лучших учениц Н. В. Беликовой она отмечена в книге «Петербургский балет: 1903–2003».

Через призму творчества известного туркменского скульптора, народного художника Туркменистана Джумы Джумадурды мы по-новому открываем простую радость бытия, искренность чувств, незыблемость и подлинность человеческих ценностей, формулируя, каждый для себя, концепцию людского счастья. Не смотря на то, что художник ушел из жизни в 1999 году, его произведения свежи и актуальны именно сейчас, в мире глобализации, бешеных скоростей и социальных сетей, где полмира уже твои «друзья», с которыми тебя ничего не связывает, а близкие люди отдаляются все дальше в иллюзорное пространство. Работы Джумадурды до сих пор хранят в себе тепло его рук, ясность мысли, глубину чувств. Ладони рук для художника всегда несли особый таинственный смысл, были символом семейственности, единения, сердечности. Пластичность ладоней легла в основу его художественного цикла «Руки». Среди его произведений малая пластика, портреты современников, живописные полотна, городская и монументальная скульптура. Широкий тематический диапазон, пронзая пространство и время, заставляет вдумываться в каждую линию. Художник предлагает найти нам самих себя, затерянных в океанах мирских забот, рутине будней. Сюжеты в скульптуре Джумы Джумаева не взяты из абстрактных пространств, они глубоко прочувствованы, вынесены из простой жизни народа, осмысленны до мелочей, скорее на уровне сердца, нежели разума. Сельские дети, старик и ослик, дедушка и внук, мать с младенцем, мальчишки, несущие казаны на той, гордый и элегантный верблюд, отдыхающий в знойный полдень – это одна сторона жизни художника, в которой все до боли родное, понятное, идущее из детства. Тонкий лиризм, поэтика народных образов, глубокие философские размышления – это то, чем жил художник, с каждым годом усложняя формы воплощения своих замыслов, вырабатывая свой неповторимый художественный стиль, в котором переплелись самобытность и традиции востока и новые веяния европейской культуры. В некоторых его работах можно также различить едва уловимые отголоски «звериного стиля» древних скифов.