– Не случилось чего у тебя? – опять, не выдержав, спросил Костя Росин. – Мы ведь все свои. С одного котла ели, вместе кровь проливали. Скажи, к чему скрывать? Свои мы ведь все, русские! В беде не оставим…

– О чем ты, Константин Алексеевич?

– У тебя усадьба выглядит, как тонущий корабль. Разбежались все, кроме капитана.

– А, это, – наконец-то сообразил опричник. – Тут уж ничего не поделаешь, так устроен мир. Весной в нем случается половодье, а осенью – урожай. Думаю, помочь в этом не в силах даже ты, Константин Алексеевич. Давай лучше выпьем за твое возвращение, боярин.

Они осушили кубки, закусив вино холодными пирогами, после чего Зализа поинтересовался:

– Ты когда в Ливонию собираешься, Константин Алексеевич?

– Сперва к своим в Каушту хочу заскочить, проведать. Как они там, кстати?

– Дурных вестей нет, Константин Алексеевич, а хорошие пусть они тебе сами рассказывают, – уклончиво ответил опричник. – Так когда поедешь?

– День туда, день обратно, день на Каушту, – вслух прикинул Росин. – через три дня могу отправляться. Ты мне лучше скажи, Семен Прокофьевич, когда вы компанию свою начинать собираетесь? На какое время ребят нацеливать?

– Я так думаю, уборочную нужно закончить, к зиме подготовиться, коней подковать. Дождаться, пока зима реки и болота льдом закроет, чтобы к дорогам привязанными не быть. А хороший лед встает аккурат к декабрю. На декабрь мы уже и боярину Шуйскому ко Пскову сказали подходить, и мои охотники у стен Яма-города собираться станут. – Опричник вцепился зубами в пирог, откусил большой кусок, прожевал. – Потому мыслю, Константин Алексеевич, начинать друзьям твоим следует в ноябре. Чтобы свара внутренняя разгореться и панику посеять успела, а разобраться в ней никто не успел. Коли они месяца два али три продержатся, потом уже все равно будет, соберутся прочие земли Дерптскому епископству помогать, али нет. Мы там осесть успеем накрепко, и никакая сила нас не выковыряет.

– Ноябрь, – задумчиво произнес Росин, по привычке пытаясь откинуться на спину, и едва не упав с лавки. – Сейчас середина августа. Верхом до Сапиместкой фогтии дня четыре ходя. Будем считать, до нового года я все обговорить успею. Ребятам останется еще два месяца на все про все… Должны успеть… Но как передать им золото?

– А с собой ты его брать не хочешь, Константин Алексеевич?

– Ни к чему это, Семен Прокофьевич, – Росин потянулся за вареным мясом, взял большой кусок и начал старательно объедать. – Рискованно туда-сюда через границу таскать. А вдруг найдет или узнают про казну такую? А вдруг ребята откажутся, и придется назад мешок везти? Нет, ни к чему. К тому же, для такого дела я хочу им два десятка стволов перебросить с готовыми пулями и изрядным припасом пороха. Таких пищалей, что мои мастера куют, в Европе днем с огнем не найдешь. К тому же, пристреляны они под этот порох, пищали. А здесь пока, как я заметил, прицелы на мушкетоны и пушки ставить пока не принято.

– Это уже тяжко, – согласился Зализа, тоже налегая на убоину. – Через заставу пищали провезти не дадут.

– Я пока ехал, вот что подумал, – продолжил Росин. – А не подбросит ли все это нашим друзьям Баженов, Илья Анисимович? Как он живет?

– В дочке своей души не чает, – зачесал в затылке опричник. – Ладью новую наконец-то купил, а полгода назад еще одну, и еще одну в Новагороде заказал… Я так мыслю, согласится он. Суда его по Оредежу каждый месяц до Каушты и назад ходят. Отчего и не забрать сверх товара еще кое-что, коли я попрошу? И торговать в Лифляндию он ходит, я знаю. Должен согласится!

– И когда мы это узнаем?