Пока Женька размышляла на эту неприятную тему, они с Диной вышли в широкий коридор и направились в столовую. Босые ноги уютно тонули в золотистом ковре, ноздри щекотал запах свежего хлеба. На Жене был такой же, как на Дине, халат. Только серо-голубой. В цвет глаз. Она нашла его рядом с кроватью и страшно боялась – вдруг эта красота попала к ней в комнату по ошибке. Таких вещей не водилось в Женькином гардеробе. Она казалась себе бледной молью, натянувшей крылья бабочки. Все-таки тоскливо быть такой невзрачной.
– Прилетели, пташечки мои ранние! – За низким столиком, откинувшись на алые подушки, сидела женщина. Тучная. Темноволосая. С усиками над верхней губой.
В просторном помещении столовой было пусто. Слишком рано для тех, кто ложится на рассвете.
– Привет, Мамаша Мурр. – Дина наклонилась к толстухе и звонко чмокнула ее в круглую, словно каравай, щеку. – Мы голодные, как стая мартовских котов.
– Обожаю голодных девочек! – закудахтала Мамаша Мурр, отчего ее безразмерный бюст заходил ходуном. А под ним затрепетали жировые складки, обтянутые бежевым пеньюаром. Казалось, что у этой женщины не меньше трех пар грудей. И все очень пышные. – Садитесь, ласточки. Сейчас принесу праздничный завтрак. Посвящение бывает один раз в жизни.
– Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь! – шепнула Дина, наблюдая, как Мамаша Мурр извлекает свою тушу из-за стола и несет ее на кухню.
– О чем?
– Ты думаешь, как она с таким весом прыгает по крышам.
– Точно! – прыснула Женька. – Страшно представить, что творится на верхних этажах, когда Мамаша Мурр приземляется.
– Если честно, последние лет десять она бывает только на крыше Башни.
– Разве она не…
– Одна из нас. Но это ничего не значит. Как будто тебе никогда не встречались толстые кошки! Такие, которые и по деревьям-то уже лазить не могут. Знаешь, стоит ей выпить хотя бы бокал шампанского, она начинает рыдать и давать себе клятвы, что похудеет.
– Ну и?
– И ну. Свои пирожки Мамаша Мурр любит больше крыш. Поэтому хозяйничает на кухне и кормит всю фратрию.
– Всю что?
– Фратрию. Российскую фратрию Людей крыш. Есть еще европейская, китайская, японская, фратрия США и пара-тройка совсем мелких.
Толстуха вновь появилась возле их столика. Она держала поднос, полный угощений. Желудки Дины и Жени хором заурчали.
– Булочки сегодня нежнее младенческой попки, куропаточки мои! – затараторила Мамаша Мурр, выставляя перед девушками маленькие тарелочки. – Творожная паста с укропчиком и шампиньонами сама в рот просится. Мажьте ее на хлебушек – только что испекла. Яички фаршированные. Салатик фруктовый. Круасанчики с карамелью. Суфле клубничное…
– Ну, Мамулечка Муррочка, пожалей нас! – Дина мученически закатила глаза. – Ты хочешь, чтобы мы умерли от обжорства?
– Ох, не смеши меня, худышка! – Мамаша Мурр отмахнулась от нее, как от неразумного котенка, и растворилась в воздухе.
Точнее, Жене так показалось. Все-таки люди крыш, пусть даже толстые, умеют очень быстро двигаться.
К концу завтрака новообращенная дочь Лунной кошки хорошо представляла, как ощущает себя удав, проглотивший стадо слонов. Все было так вкусно, что чувство меры на время покинуло ее. Взяло отпуск и укатило на Багамы.
– Не могу идти! – пожаловалась Женька, вылезая из-за стола. – Снова спать хочется!
– Даже не думай! Сейчас начнется самое интересное!
Женька не сразу поняла, куда привела ее Дина. Большую комнату со светлым паркетом опоясывали вешалки и полки. На них, словно в парадном марше, замерли шеренги блузок, юбок, платьев и брюк всех доступных глазу оттенков. Под одеждой дремали в ожидании своего выхода невесомые босоножки, лакированные туфли, сапоги самых невероятных фасонов и даже поблескивали круглыми боками, будто бегемоты в тине, тяжелые гриндеры. На верхних полках громоздились картонные коробки с перчатками, шляпками и платками. В центре этого рая для модниц на дубовой подставке вращалось тяжелое зеркало в человеческий рост.