– Послушай, Илья, – сказала она с чувством превосходства, – ты бы занимался физикой, что ли? О чем ты говоришь? Генетический код написан с помощью четырех символов. В виде двойной спирали. А это…

– Совершенно верно! – торжествовал Илья. – Код обычного человека записан именно так. А человека будущего? Его генетический код записан на бумаге словами, и когда придет время, будет прочитан, осознан, понят как инструкция, и тогда в организме произойдут изменения, которые…

– Подумать только, – с отвращением сказала Людмила, отобрав у Андрея игрушку, которую тот безуспешно пытался сломать. – И кто этот роман для нас составил? Он самый? Который Бог?

– Люда, послушай, я тебе все расскажу.

– В следующий раз, – сказала Людмила и удалилась на кухню, тем самым направив историю по альтернативному пути. В конце концов, в биологии и кодонах она понимала действительно куда больше своего бывшего супруга, и в прямом споре могла вогнать его в трясину сомнений, откуда он, пожалуй, и не выбрался бы. Идея в то время была «свежей», и убить ее не составляло для специалиста особого труда.

А несколько месяцев спустя, когда И. Д. К. все досконально продумал и просчитал на компьютере кое-какие варианты, его никакой биолог не смог бы уже переубедить.

Кстати, и не пытались.

* * *

До некоторого переломного момента история И. Д. К. – я имею в виду не научный поиск, а историю «пробивания» идеи – была, надо полагать, такой же, как сотни и тысячи аналогичных историй. Народных гениев у нас и сейчас хватает, и путь у них один. Наверняка, если бы на Земле (Израиль-1, по современной терминологии) сохранились полные редакционные архивы российских физических журналов, в них можно было бы найти оригиналы статей И. Д. К., озаглавленных, скажем, «Математическое исследование закодированного смысла в Ветхом завете». Легко представить, какими были отзывы рецензентов.

Полагаю, следуя за многими исследователями, что репатриация И. Д. К. в Израиль в 1997 году была вызвана вовсе не шатким экономическим положением (в таком положении вот уже несколько лет находились все россияне) или проявлениями антисемитизма (на которые И. Д. К. вряд ли обращал внимание). Единственная разумная причина – И.Д.К. закончил работу, следующий шаг исследований заключался в практической реализации, и И. Д. К. полагал, что только в Израиле, где Тора действительно почитается Книгой книг, его могут понять и принять. Тем более, что он читал или хотя бы знал понаслышке о компьютерных исследованиях текста Торы в израильских институтах.

Израиль конца ХХ века был, конечно, страной уникальной. Вавилонское смешение культур и языков даже при наличии цементирующей идеологии – сионизма, и цементирующего средства общения – иврита, не могло не привести к противопоставлению новоприбывших старожилам, восточных евреев западным, религиозных – светским, и все это в биологическом смысле было проявлением вечной болезни – ксенофобии, принявшей хотя и скрытую, но не менее опасную форму.

Легко, впрочем, судить, глядя из далекого будущего.

* * *

В квартире пахло сыростью: последний дождь вымочил внешнюю стену настолько, что изнутри все покрылось плесенью. Уходя, И.Д.К. всегда запирал на ключ свою комнату: сосед, будучи человеком непосредственным, считал вполне допустимым в отсутствие хозяина войти и прочитать рукопись, лежавшую на столе, или пошарить в ящике тумбочки в поисках куска мыла.

Вернувшись из ешивы, И.Д.К. обнаружил на своей двери прилепленную скотчем записку: «Званили из института. Еще пазвонит». Сосед ушел, выяснить подробности было не у кого. И.Д.К. бросил портфель на стул и подошел к окну. Окно выходило на склон горы, открывая в раме картину, которую можно было назвать «Тоска Вселенной». Иудейская пустыня простиралась до горизонта – унылые холмы, покрытые чахлым кустарником.