«Даже странно, что Лариска до сих пор была такая красивая… Работала целыми днями, детей вон вырастила, на даче успевала батрачить. И сохранилась же бодрая, глаза блестели, явно не из-за меня… странно».
– Боря, тут такое дело, не хотел тебе говорить. Да и не имею права. Но ты ж мне товарищ.
Борису стало тревожно, он очень не любил сюрпризы и тайны.
– Ну?
– У нас в морге студенты-медики практику проходят, им дают разные задания, – он помолчал. – Один занялся исследованиями содержимого желудка поступающих мерт… поступающих лиц. И у твоей жены содержимое желудка проверял. Ты не переживай – все этично, все в пределах инструкций.
– И зачем вам это надо… – с сомнением в голосе насупился Петрович.
– Ну, они ж студенты… изучают всякое. И это тоже. Он мне потом показал результат, знал же, что Лариса моя знакомая. И вот что интересно – у нее в желудке любопытное содержимое было. Если не вдаваться в химические термины, то у нее был полный желудок устриц.
– Устриц? Всмысле? Каких устриц?
– Каких-каких.. едят которые! В раковинах.
– Она ела устрицы?
– Ну да, как будто перед смертью наелась устриц. Неожиданно так, – Миха пожал плечами. – Студент ее даже графиней назвал после этого.
«Устрицы… откуда устрицы? Графиня Лариска и устрицы?… Лариска и борщ, Лариска и пюре – вот это укладывается в голове. А устрицы? Посиделки у подруги что ли? Не с вареньем, а с устрицами?…».
– Да вы там напутали что-то со своими студентами. Откуда у Лариски устрицы. Они ж вроде еще и дорогие.
Миха пожал плечами:
– Ну, я не знаю. Просто передал тебе. Можешь не думать об этом. Давай еще выпить закажем.
***
«Устрицы…».
Они не шли из головы Бориса.
Устрицы скорее вязались с ним – утонченным филологом, преподавателем литературы, всю жизнь потрясающим перед лицом жены своими гуманитарными дипломами. Лариска с ее техническим образованием казалась ему хоть и красавицей, но простушкой без изысков.
А тут устрицы. Ишь чего.
Борис даже залез в интернет посмотреть цены на эти моллюски. Цена колебалась и доходила до пятисот рублей.
«Ничего себе…» – подумал Борис, прикинув, сколько штук мог бы купить на свою небольшую зарплату.
Он сказал об этом Маше. Но дочь только посмеялась, заявив, что мама, пожалуй, не то что не ела, а даже вряд ли их когда-нибудь видела.
– Наверное, это были шпроты, – усмехнулась она.
И добавила:
– Кстати, пап, я посмотрела – у тебя срок платежа по ипотеке подошел. Ты б погасил. А то пока эти разборки с наследством… как бы пени не пошли… Мы с братом на твою квартиру, конечно, не претендуем.
Борис обнял дочь и в очередной раз подумал, каких хороших детей они с Лариской вырастили. Лариска вырастила.
***
Борис заплатил в банке последний платеж по кредиту, расписался во всех необходимых документах, получил от сотрудницы банка поздравления с окончанием ипотечной кабалы и теперь стоял на улице, сжимая в руках выданную ему папку бумаг и чеков.
В голове звучала песня:
«Это день победы… с сединою на висках…».
Как молодожен-новосел, получивший квартиру.
Только жены-то нет теперь. Одна седина.
Он подумал, что Лариска бы радовалась сейчас, обнимала бы его, купила бы бутылку – пусть и Советского – шампанского, заставила бы веселиться. Он даже всплакнул.
Свобода-свобода…
Но в руке после выплаты ежемесячного (и слава богу, последнего!) взноса осталась одинокая синяя тысяча рублей, которая своим одиночеством и синевой напрочь смазала восторг от свободы.
«Вот вам тыща. Ни в чем себе не отказывайте» – грустно подумал Петрович.
Хочешь – поесть купи, хочешь – бензином заправься. Шикарно. А можно купить две устрицы.
Печаль.
«Я такой же одинокий и синеватый, как эта тысяча».