– Ты думаешь, мы с тобой собираемся жить? – Мишка изогнул бровь.

– А что, к мамаше своей поедешь?

– Мамаша-то тут причем? Я сто лет ее не видел. Кстати, надо бы с ней встретиться…

Семен Андреевич демонстративно прикрылся газетой.

– Да ладно, пап, ты у меня самая лучшая мамаша.

Семен Андреевич довольно улыбнулся.

***

Вечером следующего дня Мишка печатал курсовую, пыхтел, изо всех сил пытался сосредоточиться.

Отец пришел в десятом часу. Несмотря на покачивающуюся походку, он был эффектен – в костюме и блестящих ботинках, завалился в кресло.

Мишка был рад отвлечься, уселся рядом с ним:

– Ну, что, где был?

– Думаешь, ты один хочешь ходить на свидания? – гордо поднял голову отец.

– О? – засмеялся Мишка, – У нас будет новая мама?

– Ну, это ты загнул, конечно… скорее, ровесница-сестренка… – он сбросил ботинки на пол, – налей отцу, пожалуйста, вискаря. Зря я, что ли, тебя с пеленок растил…

– Пап, вы развелись, когда мы было тринадцать… то есть вчера буквально… про пеленки ты преувеличил слегка, – Михаил взял бокал и налил виски.

– Да, приврал маленько.

– А ты что вернулся так рано, раз на свидании был? – Мишка сделал глоток из стакана и передал его отцу.

– Ну… как тебе сказать… охота мне уснуть на моем ортопедическом матрасе, с моими плотными шторами, не вызывать никакое такси, завтра выспаться как следует… Мишка, наверное, твой отец постарел, – он развел руками. – Мне уже не хочется бегать с букетом всю ночь по улицам города в любовном восторге, смотреть на звезды и петь под гитару. Мда…

– Ты просто недостаточно влюблен, – Миша ушел на кухню и сварил себе чашку кофе – ночь с написанием курсовой предстояла долгая.

– Да, наверное, я недостаточно влюблен… Знаешь, бывали времена, когда я был и достаточно влюблен, и даже более, чем достаточно. Так вот по итогу скажу тебе: не влюбляйся в блондинок с эльфийской внешностью… они такие тоненькие… такие светленькие… кожа прозрачная… глаза хрустальные…

– И чем это плохо?

– Чем-чем… они хороши только до двадцати пяти лет… потом они уже никакие не эльфы… – он хлебнул из стакана. – Глаза мутные, сами синие.

– Да ну тебя. Кстати, я сегодня маме звонил, – сказал Миша.

– О! А брюнетки типа нашей мамы – еще хуже. Они даже не удосуживаются прикинуться миленькими.

– Пап, так кого любить-то? Ни белых и ни черных…

Семен Андреевич захмелел и оперся лицом на руку. Засыпая, он изрек:

– Только не рыжих…

Мишка махнул рукой, укрыл его пледом и ушел дописывать курсовую.

***

Утром завтрак готовил Мишка. Папаша со стеклянным взглядом сидел за столом, замотавшись в плед, и просил любой еды.

Мишка пожарил картошки, хоть для него это было и сложно. Отец был очень рад картошке, налил в нее сметаны, уплетал за обе щеки.

– Картошку – это ты хорошо придумал, Мишаня, – приговаривал он. – Вижу, не зря мне бог сына послал…

– Ешь-ешь, – рассмеялся сын.

– Курсовую сегодня сдаешь? – прошепелявил Семен Андреевич, обжигаясь картошкой.

– Ага-а… Страшновато что-то…

– Нормально все будет, ты же весь в меня. Не мог плохую курсовую написать. И не думай о ней, раз все равно уже написал. Думай о приятном… А что, есть у вас видные девчонки в группе?

– Есть всякие, – Мишка пожал плечами.

– Надо встречаться с красивой, чтобы глаз радовался. А высокие есть?

Мишка отрицательно покачал головой.

– Надо непременно выбрать высокую, – продолжал отец, напавший на картофель как заправский белорус, – высокая спутница – она ж как флаг! Издалека видно, все рассматривают. Модель!… Хотя… Бывает, что и не модель, а просто оглобля… Но это не наш вариант. Да, тебе непременно нужна высокая модель. Чтоб над тобой, как знамя, гордо реяла. Подружка твоя высокая?