17
Вот тут я отвлекусь совсем немного,
Точнее, сколько надо, отвлекусь.
Был СССР, мы шли своей дорогой.
Как вспомню, так сто раз перекрещусь!
Со мной вели учёные беседы
Ночами напролёт, до забытья,
Мом друзья, литературоведы,
Такие же дебилы, как и я.
В чём дебилизм? Да в том, что в человека
Мы верили всем сердцем, горячо,
А тут – высокий суд, Танюха, Жека,
Грызня, базары, тёрки, что ещё?
Кидалово какое-то сплошное
Везде, где бабки. Танькин музыкант,
Точнее, мудозвон. А, впрочем, что я?
Ну, пялился он с Танькой на закат,
Ну, не умел смычком водить по скрипке
И даже нот на клавишах не знал,
К чему ворчать? У всех свои ошибки,
Я людям в жизни многое прощал.
И здесь мне как-то глупо и нелепо
Скрипеть на них, как старый табурет.
У всех свой путь. Свобода – это скрепа.
Без денег никакой свободы нет.
Но я скриплю, стараюсь кое-как себя держать.
А не выходит, братцы. Это как же так – отжать
У друга бизнес, да и самому же
На хитрую разводку, как на удочку, попасть?
Про Женьку, про него я – и кривить при этом пасть,
Криви, ори – кому ты, на хрен, нужен?
И хоть рожа у Женьки и вправду кривая,
Но разводки пока ещё как таковой
Не случилось. Однако она назревает.
Женька чувствует это загривком, спиной.
«Ладно, с банков начнём, – пробежимся, погнали, —
Их там три у меня», а помощник в ответ:
«Там слияние было, я помню детали,
Трёх в один, это значит, что двух уже нет».
Женька враз протрезвел: как-то дело погано!
«Ты скажи мне, а кто в этом банке глава?»
И запнулся помощник: «Да, в общем, Татьяна.
Пусть мозгами скрипит! – были Ваши слова.
Вы тогда ещё Джону с костяшками счёты
Приказали достать, чтобы Таню привлечь —
Приспособить её для масштабной работы,
Чтоб учить заодно иностранную речь».
18
«А что у нас с заводами, любезный?
Их у меня, я знаю, завались!»
Женёк ответ услышал, и над бездной,
Над пропастью как будто бы завис —
От ужаса, что клонится к закату,
Летит ко всем чертям его звезда!
Заводов больше нет – ушли куда-то,
Да в Танькин банк уплыли – вот куда!
Пыхтели потихоньку, и поди ты —
Какой-то там финансовый аврал!
Они залогом стали по кредитам.
Кредит просрочен. Банк залог забрал.
Де-юре никакой там Таньки нету,
Там люди Джона рулят – тесный блок! —
Куют большую звонкую монету —
Такие, как вот этот педагог!
Он говорит: «Вы сами поручили
Все доли в банках быстро обменять
На акции компаний где-то в Чили,
Чтоб концентрат там медный добывать.
Вот все бумаги». Злой, как волк в загоне,
Зарылся Женька в месиво таблиц,
В трясину чисел. Он примерно понял,
Какая тут сложилась группа лиц,
Какая птица-тройка всем стихиям поперёк
Летит напропалую – Джон, Танюха, педагог,
Который, вон, словами так и сыпет:
«У Вас долги, Евгений, то да сё, лимит затрат,
Так вышло, там у них не подтвердился концентрат.
Но жизнь идёт. За это можно выпить».
«Вы, Евгений, банкрот!» – он наглел понемногу.
Женька в горькой тоске, как в тягучем дыму,
Растворяясь, тонул. Он сказал педагогу:
«Ладно, можешь идти. Сам напьюсь на дому».
Вот врачи говорят, что от пьянства все беды.
«Это бред, – я отвечу, – поросший быльём.
Всё путём, если, рюмку махнув за обедом,
Ты при этом башку не роняешь в бульон».
Вот Онегин – он пил каждый день по бутылке
(Пусть не водку, вино) – кто не верит, прочти.
А в завязке бы был – до Сибири, до ссылки
Только так с декабристами мог бы дойти.
Вот и Женька лимонов нарезал на блюдце, —
Чтоб делов не наделать, бутылку открыл:
«А ведь верил я им, надо ж так лохануться!
Да уж лучше б в Россию давно бы свинтил!»
19
Прошло пять дней. Он всё ещё поддатый,
Он за дубовым письменным столом
Сидит, как Герцен в Лондоне когда-то,
И книгу пишет – «Думы о былом».
«Куда, куда ты, друг мой, Вовка, сгинул, —