Погрузились. Осмотрелись. И тут все заметили собаку. Над поляной повисла тишина. Мы смотрели на животное, друг на друга. Все молчали. Чувство стыда проникло в сердца рыбаков. Казалось, что мы сделали нехорошее, приручив собаку. Все нерешительно перетаптывались на месте. Наконец Николай не выдержал: «Всё! Себе заберу! Дэзи, иди сюда!» Собака подбежала к нему. Радостно и благодарно вертела хвостом, ластилась.

Все облегчённо вздохнули, заулыбались. Но тут вдруг возникла проблема: собака не захотела заходить в машину. Как ни пытались Трегуб с Крохмалем затащить Дэзи – ничего не получалось. Она панически боялась автомобиля. Как только её подводили к двери, упиралась в землю ногами, скулила, из маленьких глаз катились слёзы. Видимо, было в её собачьей жизни что-то такое, что на всю жизнь оставило жуткий след. У собак очень устойчивые страхи.

Измучив её и свои души, ребята оставили попытки. Просто гладили дрожащее всем телом животное. Собака успокоилась. Мы сели в машину и двинулись в путь, боясь смотреть в зеркала заднего вида. Дэзи сначала бежала за машиной, потом остановилась, села на дорогу и молча смотрела нам вслед. Смирилась.

Говорят, даже к предательству можно привыкнуть. А мы прятали набегающие слёзы, отворачиваясь друг от друга.

На волчьем пиру

Мой знакомый Иван Шевченко, мрачноватый, крупный, длиннорукий, лысый мужик, работал дома, в собственном гараже автомехаником. По выходным охотился. Но в нашу компанию никогда не вливался, потому что коллективных охот не любил. Типичный заготовитель-одиночка. На старенькой, с проржавевшими крыльями «Ниве» рыскал по полям, выслеживал дичь – браконьерил. Из-под фар зайчика, лисичку стрелять не стеснялся. Но чересчур не злоупотреблял, добывал по потребности. Шкурка, мясо – всё шло у него в дело. Особенно в его доме любили кабанятину. Зимой всей работящей дружной семьёй заготавливали из неё впрок пельмени. Иван на мясорубке перемалывал мясо в фарш, девчата, сдабривая его солью, перчиком и чесночком, лепили маленькие изящные кругляшки. Делили на порции и каждую отдельно закладывали в большой морозильник. Удобно и при небогатой жизни хватало надолго.

Следы непуганых поросят

…Когда зима посыпает чёрную землю первым, ещё тёплым снегом, весь дикий мир замирает. Большинство зверей и птиц видят снег впервые в жизни. Два-три дня они таятся в лёжках, привыкая к резкой смене природной обстановки. Потом голод заставляет их выходить на белые поля. Серые зайцы, ярко-рыжие лисы, почти чёрные кабаны лишаются маскировки, становятся уязвимыми даже для малоопытного охотника, потому что отчётливо видны издалека. Чтобы уцелеть, зверьё переходит на ночной образ жизни. Днём отсыпаются, прячась от сырости и ветра, ночью выходят искать пропитание.

По первому снегу Иван вышел на тропу охоты, вернее, выехал. Выбирая высокие места, он внимательно высматривал все подходы к камышам заказника. Опытный охотник, он знал, что дикие свиньи, отлежавшись в зарослях и проголодавшись, будут выходить в поисках остатков подсолнечника, кукурузы, бахчевых. Невспаханных полей вокруг множество. Надо было определить, куда именно ходят кабаны.

На третий день поисков Шевченко нашёл свежие «выходные» и «заходные» следы. Небольшое стадо наведывалось на бахчу. Выходило с северной стороны. Возвращалось тем же путём. По следам было видно: звери шли спокойно, значит, непуганые. И, скорее всего, опять пойдут той же дорогой.

Иван осмотрел бахчу. Ровное поле. Арбузы и дыни разбросаны по всей площади. Здесь засаду не устроишь. Как угадать, куда именно они придут? Дa и ветер гуляет туда-сюда, не сориентируешься. Изучив весь путь, он решил устроить ловушку там, где кабаны переходили небольшую балочку. Балка поросла камышом и пересекалась узким проходом. К нему почти вплотную подходила редкая лесополоса. Иван пришёл в весёлое настроение и стал ждать. Уже в сумерках через бинокль отчётливо увидел, как две крупных матки с десятком поросят проследовали привычным маршрутом. Убедившись в правильности своих расчётов, охотник поехал домой.