– А грядки, грядки-то! Конца не видно!

Ребята! А помните футбольный матч? Как наши мальчишки с местными сражались?

– А Майбрамна, помните? Помните, как она в два пальца залихватски свистела?

– Точно! Как Соловей-разбойник!

– И требовала судью на мыло!

– Одну минуточку! – заглушая голоса, поднимается Сережка. – От лица команды благодарю наших преданных болельщиц. Особо хочу отметить приз, которым вы нас одарили. Девчонки! Оладьи были бесподобные!

– Это Майбрамна! – перебивает Танька. – Она придумала! Либо за победу наградим, либо поражение подсластим.

– Только пересолили вы их, – продолжает с улыбкой Сережка. – Но ваша горячая поддержка давала нам силы.

Серёжка поднимает руку:

– Все готовы? Мы – победили! Внимание! Два коротких, как бывало, и один протяжный!

И весь класс, пугая персонал кафе, дружно скандирует:

– Ура! Ура! Ура-а-а-а!

Пока протяжное «а-а-а» мечется по углам, память вновь уносит меня в школьные годы…

…Студёный зимний вечер. Пустующий пионерский лагерь утопает в сугробах. Разлапистые ели с трудом выдерживают снежные шапки на ветвях. Из признаков цивилизации в этом заброшенном месте только сторожка с дедом-ключником далеко у ворот да одинокий фонарь, раскачивающийся на кривом столбе возле домика. Кто и как разрешил Майбрамне остановиться здесь на ночёвку с группой десятиклассников – тайна, покрытая мраком. Степаныч, тот самый ключник из сторожки, расщедрился: «В чулане кровати с панцирными сетками, а в углу куча матрасов. Дрова сухие под навесом. Не ровён час, замерзнете ночью».

И вот гудит печурка, шумит чайник на плите. Майбрамна расстилает скатерть-самобранку. Сухари и сушки, половинка бородинского, завиток краковской, банка сгущёнки, бычки в томате, пара плиток шоколада, пачка индийского со слонами…

Перекусили, чаем запили и стали укладываться на ночлег. А мне – на вахту у печки, изредка подкидывать по паре поленьев в разгорячённую пасть. Запах калёного железа смешивается с дымком и наполняет теплом комнату. Наш цыганский табор угомонился и наконец засыпает. Скрипнула лавка, и ко мне подсаживается Майбрамна.

– Устал? Спать хочешь?

– Ничего, терпимо.

Помолчали, глядя на языки пламени, вырывающиеся из неплотно закрытой топки.

– Не угорим?

– Не волнуйтесь, Майбрамна. Тяга хорошая. Главное – заслонку не закрывать, пока не прогорит.

– Всё-то ты знаешь, – улыбается она. – А что с учёбой? Экзамены на носу, пора за ум браться. Осталось две четверти, а у тебя, куда ни глянь, одни трояки с натяжкой. Как в институт поступать будешь?

В голове проносится: «Как мне надоели эти разговоры! Вот уже год одно и то же – учись, учись…»

– Вот опять вы за своё. Ну, поймите вы меня! Не собираюсь я ни в какой институт!

– Тише, ребят разбудишь, – шепчет Майбрамна.

Я шурую в топке кочергой и кидаю полено в ненасытную пасть.

– Вот объясните мне, неразумному, зачем занимать чье-то место? Пусть поступают те, кто хочет, кто определился с выбором специальности. Мне-то это зачем?

– Как зачем? – возмущается классная.

– Да лучше быть хорошим слесарем, чем плохим инженером. Вот отец у меня: четыре класса, а на работе уважают. Почётные грамоты, премии к праздникам, фото на Доске почета. А кто, например, хлеб растит тому инженеру? Кто дом ему построит? Кто локомотивом управлять будет, когда инженер с семьёй к морю синему отправится? А?

– Да как ты не понимаешь, что образование в современном мире просто необходимо? – вспыхивает Майбрамна. – Даже слесарю!

Рядом с лавкой шлепается чей-то ботинок. Вслед за ботинком сердито доносится из угла комнаты:

– Когда же вы угомонитесь? Дайте поспать!

Майбрамна переходит на шёпот: