На ней было узкое черное платье и изящные черные туфельки на каблуках, и в этом наряде Линда казалась совсем невесомой, почти бесплотной…

Она вся пылала! Ровным и звонким жаром горело все изнутри и от этого и извне все тоже горело: горело все тело… горели руки, лицо и шея… горели глаза, излучая неистовый, нестерпимый свет… даже губы горели, потому что яркая, бешеная улыбка не гасла ни на секунду…

Она угадала! Рыжий сидел за столиком вместе с какой-то бщипанной цыпой. Плевать! Линда бесцеремонно протиснулась сквозь танцующих к его столику, уперлась руками в столешницу, вся выгнулась гибким змеиным телом и, от ужасного внутреннего напряжения перейдя на низкий, чуть хрипловатый шепот, с самой развязной интонацией, на какую была только способна, осведомилась: «Слышь, чудной, с лошадью целоваться пойдем?!»

Она пришла на прием без записи, перед самым закрытием, но ей повезло, народа в тот день было мало, а к вечеру приемная и вообще опустела, так что я мог спокойно принять ее без формальностей.

Моя неплановая пациентка была симпатичной изящной брюнеткой с крупным красивым ртом и алебастрово-белой кожей, вот только выражение лица у нее было злым и подавленным, что сильно портило внешнее впечатление. Впрочем, я понимал что проблемы, так его изменившие, вскоре выяснятся. Иначе зачем бы она у меня в этот поздний час появилась?

Пока я так размышлял, посетительница молча уселась в кресло и жестко, даже презрительно уставилась мне в глаза. Ну и я тоже молчал: время идет, оплачено, спешить некуда, тем более передо мной сидела красивая, сексапильная дама примерно моего возраста, смотреть на которую, несмотря на ее желчную мину, доставляло настоящее удовольствие.

Я отчетливо видел, что она внутри себя что-то трудно решает, потому что и щеки, и шея брюнетки сначала пошли некрасивыми красными пятнами, потом лицо стало пугающе бледным и, напоследок окинув меня окончательным уничтожающим взглядом, визави моя презрительно выдавила:

– У меня диарея.

Я мысленно иронично улыбнулся в свой адрес, так как считаю себя недурственным физиономистом, а в приемной мне показалось, что женщина должна быть умна. Поэтому, раздосадованный своею оплошностью, я небрежно и едко ответил:

– Тогда вы не по адресу.

– По адресу, – заявила брюнетка презрительно и надменно, – по адресу, вы что, меня дурой считаете?

– Да нет, – слукавил я, – ничего такого я не считаю. Просто ваше заявление о диарее в моем кабинете звучит несколько странно. Но может, есть что-то еще, о чем бы вы хотели рассказать мне как специалисту, тогда говорите, а не ходите вокруг да около. И если уж речь об уме зашла, то тогда вы напрасно пытаетесь получить у меня гастроэнтерологическую консультацию.

Я почему-то неожиданно разозлился. Может, тон ее и надменное поведение на меня так подействовали, может, как любому мужчине, неприятно было явное пренебрежение довольно красивой женщины… Вообще-то я, как вы понимаете, должен и умею себя контролировать, но тут неизвестно с чего, сорвался. Впрочем, она на мой саркастический тон довольно парадоксально отреагировала: расслабилась, взяла себя в руки, свободно откинулась в кресле и вдруг рассмеялась пустым, невеселым смехом:

– Ладно, не злитесь. Вижу, задела вас. Я постараюсь сдерживаться. Все, конечно же, расскажу откровенно, если вы меня торопить не станете. Я, чтоб получить вашу помощь, приехала из другого города, потому что у себя дома никому бы в жизни довериться не решилась. А здесь – ни единого шанса, что столкнусь с кем-нибудь из знакомых.

Очень сложно начать. Унизительно. Я не привыкла… Но, кажется, я почти начала и самое отвратительное уже рассказала. Теперь все по порядку.