Когда стихли голоса одобрения, Алэн сыграл несколько красивых музыкальных фраз на арфе и запел:

    Ночной костёр догорал

    Близился новый рассвет.

    Я струны перебирал

    На арфе прожитых лет.

    Пока по этим горам живая течёт вода,

    Я верен старым богам, старым путям – всегда.

    Не верил чужим я дарам

    Не верил сладким речам

    Был братом рождён ветрам

    И кровь моя горяча

    Какая бы в мир не пришла

    Оскаленная беда

    Я верю старым путям

    Старым богам – всегда.

    Во след беспечным пирам

    Текли крови ручьи,

    И пали к чужим ногам,

    Кого не держали свои.

    Я видел, как сдали врагам

    Вольные города,

    Но верил старым богам

    Старым путям – всегда.

    Ночной костёр догорел

    Близился новый рассвет

    Для тех, кто остался цел

    Во имя грядущих побед.

    Пускай наши боли и страх

    Прочь унесёт вода,

    И вновь на старых путях

    Боги нам скажут – Да!

   Когда баллада стихла, крики и аплодисменты не смолкали долго. На лице Фелиза блуждала довольная улыбка. Граф же выглядел обескураженным…

   В полдень следующего, пасмурного дня, рыночная площадь была заполнена до отказа. Граф стоял на ступеньках храма и хмуро оглядывал людское море. Он совсем не знал их, они совсем не знали его. Это были не те забитые деревенские люди его графства, что робко кланялись ему в пояс, а потом спешили убраться с глаз долой, «как бы чего их милость не удумали». Нет, это были свободные городские люди, представители различных профессий, со своим достоинством и гордостью принадлежности к различным цехам. Даже гильдия воров здесь была в определённом почёте. Проезжая сквозь толпу, граф слышал и немало насмешек, которые вряд ли стерпел бы от своих вилланов. Здесь же он вынужден был, по совету Фелиза, расточать улыбки, и махать рукой в ответ на грубые, но одобрительные возгласы, в ответ же на оскорбления – хранить гордое молчание.

   Преподобный Адеодат в пышном облачении вышел к толпе и сделал знак рукой. Гул голосов стих.

– Сегодня, пятого дня весеннего месяца Ольхи, в лето 724е от основания Белой Гавани, в сто пятидесятую годовщину окончания правления последнего Единого Короля Армора, Мериадока Святого, я согласно древнему обычаю, перед лицом собравшихся свободных горожан зачитываю его завещание, ибо вновь отыскался претендент на меч последнего короля. Это Его Сиятельство, граф Скер, именем Эриспо, представитель древнего и славного рода, в чьих жилах течёт кровь Старых Королей и что подтверждают свитки с его родословной…

   Когда крики толпы стихли, Адеодат продолжал:

– Завещание Мериадока гласит, что тот, кто сможет извлечь его меч, чудодейственной силой помещённый им самим в камень нашего храма, имеет право провозгласить себя Единым Королём Армора и станет таковым при одобрении большинства в собрании знатных домов Армора и представителей свободных городов, представителей нашей церкви и иных уважаемых сообществ. Вот текст завещания:

– Род мой угас. Но кровь моя течёт во многих жилах.

   Увы, лишь кровь, но не великий ум.

   И ждать Армору суждено, покуда,

   Не явится сюда достойный….

   Фелиз не спускал глаз с Адеодата. Сделает ли он то, что обещал?

– и станет править он, и Новой Верой осенённый, и Старой Верой в равных их правах, – закончил Адеодат, причём видно было, что последние слова дались ему с трудом.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, теперь вы можете попытаться, – Адеодат указал рукой в направлении стены храма, из специально выделенного белой краской камня которой на уровне человеческой груди торчал меч, на две трети неизвестным образом погруженный в толщу крепкого гранита. На лезвии не было никаких следов ржавчины, хотя на всякий случай над этим местом был сооружён навес.