От нечего делать я зимой напросился дежурить на коммутаторе. Мой позывной – «Палубник». Работа обезьянья: сиди себе с гарнитурой на голове, вынимай да втыкай стальные штыри на пружинах в нужные гнезда. Попутно я иногда слушаю разговоры, отчасти для того, чтобы побыстрее разгрузить линию в часы пик, отчасти из ленивого любопытства, собираю материал для будущих книг. Справа на передней панели есть тумблер отключения микрофона, и тогда слушаешь анонимно. Я им не пользовался, но вскоре он мне пригодился.

В наш лазарет привезли старшину второй статьи из Ново-Озёрного, буйного Женю Китоврасова, коренного липецкого русака. Его после глобальной пьянки повязали в посёлке и везли на губу. Он сидел-сидел в «газоне», потом что-то щёлкнуло у него в туманной голове, и он решил выйти. И вышел – на скорости шестьдесят прямо на вечерний асфальт. Результаты, как говорится, не только на лице, но и на прочих площадях: правая рука сломана в двух местах, на бедре громадный сине-зелёный ушиб, от задницы тянется к ступне широкая сеть кровавых царапин, а собственно обличье представляет собой распухшую грушу, из которой выглядывают весёлые неунывающие глаза. К тому же из-за ссадин ему разрешили не бриться, и выглядит он пиратом Средиземноморья после битвы с похмелья.

Женя – заядлый рокер. Дешёвая шиховская гитара, сухая и звонкая, лежит у него прямо под койкой, и он, приходя с процедур, заваливается на спину, достаёт, не глядя, инструмент и запевает:

Произношение у него довольно приличное: успел закончить английскую спецшколу, поступил в московский ИНЯЗ, но что-то натворил, и его вышибли прямо с первого курса. Отец, партийный босс, от греха подальше сдал его на флот: пусть, мол, наберётся ума-разума да худую-бедную специальность получит. Он и получил: шифровальщик-дешифровщик радиоразведки! То-то она ему на гражданке пригодится!

Любовь к року в таких местах незамеченной не проходит. Сижу как-то раз, лениво перетыкаю шнуры, и тут на связь из Ново-Озёрного выходит опер особого отдела капитан Бугримович. Вежливо так просит соединить со своим коллегой, майором Трофимовым. Тот сидит как раз через стену от лазарета, и надо думать, звуки битловских песен ему хорошо знакомы.

Я, хоть и боялся, но что-то почуял и решил прослушать.

– Как дела у моря, Семёныч? – начал Бугримович.

– Вашими молитвами! – невозмутимо отвечает Трофимов.

– Ну-ну, – говорит капитан, у которого положение выше, чем у майора, – ты мне религиозную пропаганду не разводи! Как там мой протеже?

– Кит, что ли? Нормально, зализывает раны. Мы ему помогаем, так что вскорости можно использовать для военных целей.

– Это хорошо… – задумчиво произносит Бугримович. – Ты вот что… Песни поёт?

– А куда он денется? Поёт, конечно. Целыми днями только и слышно, брень да брень.

– Так. Ты его, главное, не спугни! Значит, задание такое: у него, по нашим данным, собран богатый материал по рок-музыке, и он даже какую-то статью написал! Читал её тут своим бабам на посёлке, Казанова хренов. Материалы в основном с Би-би-си да со «Свободы». Уразумел?

– Грамотные мы, барин.

– Вот то-то. Скорее всего тетрадь эта у него в тумбочке, так что на днях я подъеду, как освобожусь, и мы с тобой его, голубчика, тёпленького возьмём. А там посмотрим, кто громче петь будет. Накроем осиное гнездо западного разврата!

– Добро! – морским словечком бодро отвечает пехотный майор в морской форме пехотному же капитану. – Накроем!

– Ну все, до связи!

Трубки замолчали. Я выждал ещё пару минут, чтобы особисты не вздумали проверить, слушают их или нет, и вытащил шнуры. Признаться, мне стало не по себе. Сердце меня не обмануло: Женю ждут не просто крупные неприятности, а вполне конкретные сроки за антисоветчину. С другой стороны, если я побегу предупреждать, то рискую сам нарваться: откуда это он узнал? Через несколько секунд мне стало стыдно, и я успокоился.