Несмотря на влажные волосы и промокшее платье, которон довольно неприятно липло к коже, я чувствовала себя хорошо. Даже если бы я промокла насквозь в ледяной воде, я бы не ушла домой, не отказалась бы от того, что сейчас происходило.

Эрик скрылся за дверью, тоже промокший под осеннем дождем.

Я знала, что сегодня вечером должен пойти дождь, но все равно не смогла отказаться от предложения Эрика прогуляться по берегу. По тому самому, на котором мы впервые увидели друг друга. О том, чтобы зайти в воду, не могло быть и речи, потому что было слишком холодно, а темно-серые густые тучи не пропускали солнце. Я не заметила, как прошло несколько часов. С Эриком так всегда. Он занимал все мои мысли и чувства, когда находился рядом.

Первые капли холодного дождя накрыли нас, когда мы спускались с маленькой горы. Дождь начался резко, и ему не нужен был разгон, чтобы полить со всей силы. Земля быстро промокла и превратилась в непроходимое месиво, которое липло к кедам.

А теперь мы были у Эрика дома, на минус первом или, даже может быть, минус втором этаже. В кладовой, как он сказал. Здесь хранились вещи которыми они пользовались нечасто, и ненужные вещи, которые жалко выбросить или которые могут все-таки когда-нибудь пригодиться. Среди этих вещей семья Филлипсон хранила старые фотографии.

Послышались приглушенные шаги, а потом появился Эрик.

– Чистая футболка и полотенце. – Он протянул мне их, его теплые пальцы коснулись на мгновение моих холодных ладоней.

– Ты переодевайся, а схожу нам за чаем.

Я сняла мокрое платье и повесила на спинку дивана, чтобы оно высохло. Вытерлась полотонецем и промокнула им волосы. Футболка оказалась мне велика, и прикрывала бедра, но все равно была короче платья.

Эрик пришел с подносом.

– Черный чай с бергамотом, и вишневый пирог.

Мы сидели на изношенном годами, но довольно мягком и приятном диване. Эрик нашел в коробках шерстяной плед и укрыл меня им. В этот момент я чувствовала себя так хорошо.

– Вот это мой прадедушка Маркус по отцовской линии и его жена, моя прабабушка Этель, – произнес Эрик.

Эрик держал на коленях огромный альбом для фотографий, и листал его, объясняя и рассказывая.

– Когда наступил голод, ему почти исполнилось тринадцать.

Ужасно, что ему пришлось пережить такое.

– Маркус и Этель познакомились во время голода. Им было обоим по семнадцать, они поженились спустя пол года. Мой дедушка рассказывал что они бы поженились еще раньше, но они ждали когда станут совершенолетнними.

На следующих фотографиях Этель держит на руках ребенка.

– Летом, в первый год по новому исчислению, у них родился сын. Они назвали его Генри. Это мой дедушка. Он кстати жив. Но отец с ним не ладит, и я с самого детства с ним мало общался.

Эрик листал альбом, а я рассматривала фотографии, от них веяло теплом.

– Здесь им около тридцати. – Эрик достал фотографию из альбома, перевернул ее и прочитал несколько предложений, написанных красивым почерком.

– «Моему дорогому на нашу десятую годовщину. Люблю тебя так же сильно, как в день нашей свадьбы. Давай встретим вместе следующую годовщину, и следующую…»

– Так мило. – На душе стало тепло от их любви, но грудь тут же сковало болью: они уже мертвы.

– Прапрабабушка Этель любила делать фотографии и дарить их родственникам и друзьям. – Эрик бережно уложил фотографию обратно в альбом.

– Они отмечали еще годовщины? – с надеждой спросила я.

Эрик ухмыльнулся по-доброму.

– Да, и десятую, и двадцатую. Дедушка умер за полгода до шестидесятой годовщины, а бабушка не дожила до нее несколько месяцев. Они умерли в один год. И шестидесятую годовщину провели тоже вместе.