Тогда Горбачёв решил, что нужно что-то делать. Воспользовавшись повышением цен и недовольством населения – очень умеренным – Горбачёв заявил, что трудящиеся республики просят навести порядок. И ввёл в Вильнюс войска – в том числе и «Альфу». Её бросили на штурм местного телецентра. Штурм закончился гибелью людей – во всяком случае, так об этом заявили литовские власти. Разумеется, тогда все безоговорочно поверили литовцам и не хотели ничего слышать от советских властей. Горбачёв испугался свиста и крика общественности и заявил, что ничего не знал. Тем временем секретный отчет с именами офицеров «Альфы» был «слит» в центральную прессу.

Вот тогда-то вся страна и узнала о Группе «Альфа», и о том, как Горбачёва отказался от посланных им в Вильнюс людей. Дело представили чуть ли не как личную инициативу бойцов – сели на танки и поехали.[5]

Я был офицером КГБ, и не понимал, что происходит. И как это вообще может происходить. Предательство руководства, слив секретной информации – всё это не укладывалось у меня в голове. С другой стороны, я всё-таки мечтал попасть в Подразделение, и не мог не воспользоваться возможностью что-то узнать о нём. Я охотился за газетами, которые писали об «Альфе». Кстати, само это имя было придумано газетчиками – «Альфа» звучало красивее, чем просто «А».

Тем временем наше материальное положение ухудшалось. В стране исчезло вообще всё. В магазинах оставались только перец и лавровый лист. Потом исчезли и они. Когда же в магазинах стали продавать полки, стало понятно – надо искать пропитание помимо работы.

Однажды субботним вечером я притащил с друзьями домой груду деталей со швейной фабрики. Из них мы сумели собрать швейную машинку, и я довольно быстро её освоил. Днём я сидел под землёй, а ночью шил из джинсовки сыну комбинезон и кепку. И у меня здорово получилось. Когда сын натянул на себя обновку, жена была страшно довольна. Я понял, что могу хотя бы обшивать семью.

Возможно, я смог бы стать хорошим портным. Но судьба, видя это, поторопилась выдать мне ещё один билет.

8 декабря я, как обычно, спустился вниз, сел на стул и занялся тем же, чем занимался все эти годы. Тут в комнату вбежал – нет, ворвался – Петрович.

– СССР больше нет! – закричал он с порога и рассказал о Беловежских соглашениях.

Наверное, я должен был быть потрясён. Но у меня не хватило времени, потому что Рожков тут же продолжил:

– Нет страны, нет и обязательств! Твоя подписка о невыезде теперь – филькина грамота! Сечёшь?

Я просёк. И молча кивнул.

– Вали отсюда, – распорядился Рожков. – Чтобы я тебя здесь больше не видел.

Я послушался Петровича и свалил. Вышел на нужных людей, сдал в очередной раз нормативы (у меня это стало получаться всё лучше и лучше с каждым разом), прошёл всё, что полагается пройти, и был зачислен в ряды.

Тогда я ещё ничего толком не знал.

Боевому товарищу, другу и командиру –

Торшину Юрию Николаевичу