Ровно через десять минут после разговора со штабом, в 00:10, Савельев вдруг завел автомобиль. Машина медленно начала движение.
– Всем внимание! – вскочил глава штаба.
Автомобиль прокатился несколько метров и остановился у ворот посольства. Из машины вдруг вышел связанный веревкой Савельев и встал у передней левой двери.
– Что происходит? Что он задумал? Снайперы, прицел на террориста, – отдал приказ глава штаба.
Прошло три минуты. Савельев продолжал, не двигаясь, стоять у машины.
– Садись обратно! – вдруг закричал террорист.
Анатолий Николаевич послушно вернулся в автомобиль. Машина начала медленно двигаться к месту, где стояла раньше.
– Что за чертовщина там происходит? Что за выкрутасы? – крикнул начальник штаба.
Прошла минута. Неожиданно в машине началось движение.
– Он душит Савельева! Внимание снайперы, готовность номер один! – скомандовал начальник штаба.
Террорист набросил на шею Анатолия Николаевича верёвочную петлю. Савельев пытался сопротивляться, оттолкнул террориста. Вдруг дверь со стороны пассажира открылась, и террорист заорал:
– Приведите другого заложника! Замена! Замена!
Савельев сидел в машине и держался за грудь. Еще мгновение, и он начал складываться пополам. На спектакль это было непохоже.
А в штабе уже знали: Савельеву действительно плохо. Он смог подать условный знак «плохо с сердцем». И тут же потерял сознание.
Террорист выскочил из машины, открыл дверь и вытолкнул полковника. К нему тут же ринулся врач скорой помощи. Внезапно террорист бросился помогать врачу. Вместе они тащили полковника к машине скорой помощи.
Тут раздался выстрел. Террорист упал. К машине бросилась группа захвата, но преступник поднялся и стал стрелять по бойцам. Те открыли ответный огонь. Одновременно снайпер выстрелил ещё раз. Чья пуля оказалась смертельной, теперь уже неважно. Кобяков был мёртв.
Сердце полковника Савельева остановилось в 2:30 ночи в больнице номер тридцать пять, куда его привезла скорая. Врачи констатировали смерть от остановки сердца.
1997, зима. Подмосковье
20 декабря, в 5:30 утра в квартире Савельевых раздался звонок в дверь.
Наталья Михайловна не спала. Она вышивала картину – красные маки. Она начала её во время операции в Шереметьево, а теперь заканчивала. Думала о жизни и о том, когда вернётся муж. Смотрела на стену – там висела её любимая картина, коза на солнечном лугу. Она увидела это полотно на Арбате год назад, когда гуляла с мужем солнечным зимним утром. Тогда Наталья Михайловна только-только оправилась от туберкулёза, который чуть не свёл её в могилу. Картина ей очень понравилась, но Анатолий прошёл мимо. Как выяснилось, у него просто не было с собой денег её купить. Но желание жены он запомнил – и с января по июль каждое утро перед службой появлялся на Старом Арбате, искал картину и художницу. Та всё-таки появилась, и картина заняла своё место на стене в доме Савельевых.
Думая обо всём этом, Наталья Михайловна пошла открывать.
На пороге стояло все высшее руководство «Альфы».
Она сразу всё поняла. И даже не запомнила, что именно ей говорили.
Впоследствии я много общался с Натальей Михайловной, и помню, как она об этом рассказывала.
Ночью, одна, она вспоминала другие ночные звонки в дверь – когда открывала и видела на пороге счастливого мужа. Например, когда он вернулся из Афганистана. Это была последняя афганская командировка, за которую Толя получил орден. Он был очень веселым. Рассказывал, как только что обмыли ордена в бане с другими награждёнными сослуживцами. Рассказал, как погрузили ордена в стаканы с водкой и выпили до дна. Обмыли в прямом смысле. Супруга попросила мужа показать орден, а он только ахнул – ордена-то оставили в бане, в тех самых стаканах! Уехал, вернулся с орденом. И долго еще смеялся – описывал удивление банщиков, выдававших ему боевые награды.