И я увидел, что мир поменялся. Деревья сомкнули свои ряды и превратились в забор, глухой, непроходимый забор, без щелей, калитки, без шанса на побег. И я взглянул на небо, застыв от изумления, там солнце изменило цвет и стало чёрным, как остывший уголь. Оно исторгало чёрные лучи, которые травили этот мир, вдруг побледнели листья, вдруг спряталась трава, и с неба прогремел знакомый голос.

А она уже снимала с меня рубашку, захлёбываясь в собственных словах, всё чаще трогая себя где-то между бёдер, всё резче дёргая мою одежду, всё громче восклицая заклинанья. Я понял, что мне открылась магия этой поляны, она как всегда увидела раньше, она как всегда меня опередила, я положился на интуицию и чувства, я ощущал, как жжёт мне голень нож, и это было неспроста, ведь небо становилось тёмным, оно покрывалось трещинами и неровными заплатами, небо менялось, пытаясь спрятать чёрное солнце, мир окутывала полутьма, и мы стояли посредине мира. Она уже впивалась ноготками в моё тело и, наспех смахивая слюни, пыталась справиться с застёжками на брюках. А я услышал, как со мной заговорили камни. И я закрыл руками уши, я закричал что было сил, глаза зажмурив, почувствовал, как что-то мне вцепилось в ягодицы, но камни говорили громче. Потом я упал на землю и глаза мои открылись. Я смотрел на чёрное солнце, которое спряталось за заплаткой, но я его видел, и я знал, что оно видит меня. В паху появились влажные ощущения, и голоса камней смешались со словами моей маленькой луны, и суть была ясна и магия должна была быть приведена в действие именно теперь. Я дотянулся до голенища сапога, мне показалось, что рука моя вытянулась как из резины, и достал мой верный, двадцатисантиметровый охотничий нож, с серрейтором и длинным долом, я всегда с ним хожу за грибами, и он улыбнулся мне своей стальной улыбкой. Я посмотрел на луну, она была удивительно бледна, из уголков её рта стекала липкая слюна, глаза превратились в огромные блюдца, она постоянно что-то твердила, цепляясь ногтями мне в рёбра, я не мог расслышать что именно, её заглушали камни. Шейка её становилась тоньше с каждым её движением, и вместе с тем, немного длиннее. Я прислонил к её шее нож, блеснувший остриём, как бы подтверждая свою готовность, и я ждал подходящего момента. Я чувствовал, как в паху назревает что-то мощное, как Везувий, я видел, как шейка луны превращается в нить, а деревья вокруг изгибаются от нетерпенья. Моя правая рука, держащая нож, начала дрожать и теряла силу, а момент всё никак не настал, и вдруг, она замолчала, она перестала что-то говорить и её ладонь, вдруг ставшая такой большой, сжала мою кисть, очень крепко сжала…

Всё произошло одномоментно. Я вздрогнул и стал горячим вулканом, упала капля с неба и порвалась тучи ткань, деревья заплелись в узлы и замолчали камни, расслабилась моя рука, держащая нож и крепкая ручка моей маленькой луны сжала сильней мою кисть и порвала ниточку, что держала её голову на теле, как на привязи собаку. Потом я видел, как стекали с тела капли и смешивали краски с чистою водой, я видел, как расступались деревья и как прорастают сквозь землю новые грибы.

Теперь я всё так же гляжу на солнце, когда оно не запрятано в тучи, я всё так же смотрю на сияние звёзд и всё так же хожу собирать грибы, ковыряя палкой травы и вороша опавшие листья. И вроде, всё осталось как раньше, всё такое же, как прежде, и так же смеются собаки, и так же летают птицы, и так же растут деревья, но только.… Только в окно мне теперь не смотрит луна. Моя маленькая луна.