В самом низу светил всеми своими огнями, отбрасывая бледные отблески на водную гладь речной порт, второй по важности источник богатства Арвьето. Корабли не прекращали швартоваться там даже сейчас, в сгущающейся тьме. Сюда стекались товары с половины королевства: железную руду, строительный камень и золото везли из Ледяных Гор через Весёлую Гавань; в лесах Илдвига к ним добавлялись строевые сосны, кедр, мёд и дубовые чернила; в Землях Короны стекло и изделия из металла – статуэтки, кубки, щиты, мечи, копья; ещё ниже по течению, у Медовых Ворот – вино, а из Равнины по притокам везли зерно и овощи. Начало своё Эста брала далеко на востоке, за пределами Эставалля, в глубине королевства Арль. Оттуда, правда, было почти нечего везти, разве что поделочные камни, в изобилии водившиеся в горах у его северной границы. Слабым же утешением они служили правителям Арля, которым не досталось ни золота, ни серебра, ни рубинов, изумрудов, сапфиров или иных драгоценных камней, добываемых в тех же горах, но западнее – уже в Эставалле! Притоки Эсты охватывали собой всё королевство, за исключением разве что Риксмарка да крайнего юга, и по ним помимо уже перечисленных в Арвьето везли также множество других товаров из всех приречных городов и деревень. Всё это добро переправлялось в морской порт, а уже оттуда попадало во многие города и страны по всему свету.

От порта на другую сторону реки вёл высокий железный мост, огороженный с обеих сторон пятифутовыми перилами из железных прутьев, между которыми через каждые восемь футов крепились круглые пластины с изображением красной розы на синем поле. В самом начале моста несколько пластин были сорваны, вместо них появились другие – белые в виде корабля. Похоже, благородный лорд Ферье затеял ремонт. Мост тянулся бесконечно, как и сама река, тихо шуршавшая снизу – она оказалась даже шире, чем представлялось при взгляде с холма. Гулко цокали копыта, сумерки сгущались по-летнему неспешно. Наконец мост кончился, вновь уступив место дворцам, которых, впрочем, на этой стороне было немного: здесь имели право селиться только самые приближенные к хозяевам города семьи. Вскоре показалась и сама обитель лорда Рейнора и его потомков, белокаменная Гленвин Риз, или Весенняя Роза. Она отделялась от остальных дворцов особенно широким каналом, через мутно-жёлтую воду которого перекинули крепкий окованный железом мост. Замок защищала невысокая стена: не достигавшая и пятнадцати футов в высоту, она состояла из больших блоков молочно-белого камня с дымчато-серыми прожилками. Ворота не выглядели крепкими – любой таран проломил бы эти створки с первого раза. Процессия без препятствий прошла через них, караульный выглянул лишь для того, чтобы поприветствовать её.

За воротами вплоть до самого замка расстилались поля жёлтых и красных тюльпанов, среди которых, на резной, выкрашенной киноварью скамейке неподалёку от входа его и ждал лорд Бернард Ферье, греясь на вечернем солнышке с потрёпанным фолиантом «Истории государства» в руках.

Завидев гостей, Ферье отложил книгу:

– Ваша светлость, – кивнул он.

За те десять лет, что Везарий его не видел, властитель Побережья окончательно состарился: наполовину облысел, немногие оставшиеся волосы торчали сухими седыми клочками, глаза, когда-то голубые, потускнели и приобрели мертвенно-серый оттенок, он весь осунулся, сгорбился и сморщился, стал похож на нищего старика с паперти, которому Везарий подавал раз в неделю у храма Бандалиона по дороге к университету. А ведь всего на три года старше отца, подумал Везарий, –