– И ты меня не забудешь?.. курортный роман..

– Я объясню ему… и не буду больше целоваться. Может, ему и не будет больно…


6


Скрипач играет самозабвенно.

Он уселся у обрыва на длинные и узловатые корни огромной сосны, которые образуют подобие кресла. Она словно держит его на ладони и шевелит пальцами. Создаётся впечатление: оторви его от этих корней – и он перестанет играть, не сможет!

Это – молодой еврей. Спутать невозможно. В смокинге. Его длинные курчавые каштановые волосы треплет ветер, помогая ему играть. На макушке проглядывает лысина. Глаза закрыты, хотя сбоку стоит пюпитр с нотными листами. Правда, ветер разбросал их по земле рядом. Но одна пожилая пара подобрала и бережно держит в руках, ожидая, когда он закончит играть.

Внизу бурлит и пенится мутная вода Немана.

Милка стоит, прижавшись спиной к Тонке, иногда задирая голову, чтобы посмотреть на него. Он прижимает покрепче её к себе за талию.

Скрипач последний раз делает взмах смычком – и пронзительный звук срывается со струн и улетает на реку к острову в тумане. Там, словно в ответ, мигают два огонька у самой воды.

Раздаются аплодисменты. Он встаёт, кланяется смущенно и нагинается, чтобы поднять упавшие страницы.

– Вот ещё, возьмите, – протягивает седая женщина ему несколько листиков и жмёт ему руку, – вы играли чудесно, спасибо вам!

Он уходит. За ним расходятся и остальные.

Милка с Тонкой остаются одни.

– Давай сядем туда, где только что сидел он? – предлагает она.

– Давай! – соглашается он.

И тут они замечают среди корней сосны ещё один нотный листок. Антон достаёт его, а Милка говорит :

– Надо ему его отдать!

– Его нет! Я даже не знаю, куда он пошёл?

– Что же делать?

– Я думаю, – говорит Тонка, – он ещё сюда придёт – и мы его ему отдадим.

– А если он придёт тогда, когда нас здесь не будет?

– Тогда давай засунем его туда, где он и был. Если он ему дорог, он его там и найдёт!

– Ты – молодец, Тонка!

– Милка, а что это за остров виднеется там в тумане? Видишь, даже огоньки мигают. Я заметил. они мигали и тогда, когда он играл.

– Это – Остров Любви, Тонка …Я совсем забыла! – она хлопает себя ладонью по лбу. – Ты ведь не знаешь Чюрлёниса.

– Мы поплывём на этот остров?

– Наверное, нет, Тонка. Это Остров Любви Чюрлёниса, что нам там делать?

– Но кто-то ведь разжигает огни там у воды?

– И что?

Антон пожимает плечами: « как ты хочешь..»

– Тонка, а почему ты никогда не называешь мамой жену своего отца? Ведь она тебе не мама?

– Нет, Милка. Я приехал сюда с ними, потому что обещал. Он меня столько раз звал с собой!.. Они сюда ездят уже лет пять подряд. Здесь, говорят, вода лечебная…

– Ты не знал?! На всю страну известный курорт. Моя мама лечит здесь желудок. Тоже уже лет пять как…

– Почему я не приехал раньше?

– Они разошлись, Тонка? – спрашивает она неуверенно, словно боится перейти черту, грань, за которой может быть больно.

– Да, – отвечает он, – это было так давно… Мне был год или два… Так давно, что я не помню этого.

– Почему, Тонка?

– Я не знаю… Зачем-то это остаётся в памяти, а другое стирается… Даже не стирается, вообще не записывается. Ты прожил этот кусочек своей жизни, может быть важный для тебя (ты же не знаешь) …и всё. Словно его и не было. Я пытаюсь вспомнить… но- нет. Что я чувствовал, о чём думал?.. И кто виноват из них – не знаю. Каждый до сих пор утверждает, что прав он, а виноват другой… Но я больше верю маме.

– И всё-таки ты его любишь…

– Да – люблю. А за что – не знаю. Наверное, не за что.

– Он тебе всё же отец…

– А только за это любят?

– Это тяжело?

– Сейчас уже не так. Когда был маленьким, это рвало меня на части. Я ведь жил то у мамы, то у отца. А потом… – он задумался. – А потом я, видимо, повзрослел. У меня появилась своя жизнь… Нет, не то, чтобы это ушло куда-то в сторону. Просто я стал относиться к этому спокойнее, что ли. Я много раз пытался помирить их, но это было выше моих сил… Таких сил вообще не существует в природе! И до сих пор они не говорят всего, всё ещё злы друг на друга. Похоже, будут злиться до конца жизни… Но отцу лучше сейчас и легче: у него жена, с которой ему хорошо. А у мамы всё наоборот: она всегда жила для других. Поначалу – для отца, потом -ради меня, теперь появился Санька, мой младший братишка. Я бы отдал ей всё, – он взял её за руку, глаза его горели болью, – но что у меня есть? Даже то, что могу – я не делаю. Я – плохой, Милка. И не спорь. Я часто бываю с нею не прав. Думаю только о себе …А когда уезжаю куда- нибудь, она становится ближе… Почему так?