Таким образом, сначала действует защитная реакция организма на вредное вещество, а потом импульсы из центра отрицательных эмоций распространяются на положительный, что подтверждается состоянием последующей эйфории.

Еще можно сделать другое сравнение. В гипоталамусе имеются центры голода и насыщения. Когда человек голоден, у него активизируется центр голода, а во время приема пищи – центр насыщения. Состояния голода и пресыщения не являются гармоничными. Наиболее оптимальное состояние, когда человек не голоден, но еще не объелся (рис 11):

Рис. 11. От голода до пресыщения.

Так же и в сфере чувств: если вас так сильно тянет к объекту любви, что при виде него у вас увеличивается частота сердечных сокращений, начинают дрожать руки, пересыхает во рту, вы постоянно думаете об этом человеке, и вам кажется, что вы не можете жить без него и так далее, то это любовная зависимость. А если вам, наоборот, человек совсем не нравится, вы даже думать о нем не хотите, одно только напоминание об этом человеке сопровождается крайне отрицательными эмоциями, то это другая крайность – ненависть. А то, что находится между этими крайностями – золотая середина и есть любовь.

Это можно представить схематично следующим образом (рис. 12.):

Рис. 12. Грани любви.

Из этой схемы видно, что ненависть – крайняя форма любви.

Отец психоанализа – Зигмунд Фрейд сделал интересные предположения, которые имеют отношение к интересующему нас вопросу. Он пишет: «Мы исходили из великой противоположности между первичными позывами жизни и первичными позывами смерти. Сама объектная любовь показывает нам вторую такую полярность, а именно любви (нежности) и ненависти (агрессии). Если бы нам удалось привести обе эти полярности во взаимную связь, вывести одну из другой! Мы всегда признавали в сексуальном инстинкте компонент садизма [«Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie». I. Aufl. 1905 (Ges. Werke.Bd. V)] [39, с. 65].

…клиническое наблюдение учит нас тому, что ненависть не только неожиданным образом постоянный спутник любви (амбивалентность), не только частый ее предшественник в человеческих отношениях, но и что ненависть при различных условиях превращается в любовь, а любовь – в ненависть [39, с. 115].

Но мы замечаем, что признанием этого <…> механизма превращения любви в ненависть мы молча сделали <…> предположение, которое заслуживает того, чтобы его огласили. Мы действовали так, как будто в психической жизни – еще неизвестно, в «Я» или в «Оно», – существует способная к смещению энергия, сама по себе индифферентная, которая может примкнуть к качественно-дифференцированному эротическому или разрушительному импульсу и его повысить. Мы вообще не можем обойтись без предположения такой способной к смещениям энергии.

Вопрос лишь в том, откуда она берется, к чему принадлежит и что означает [39, с. 116—117].

Предположение о наличии первичного позыва смерти или разрушения натолкнулось на сопротивление даже в психоаналитических кругах; я знаю, что существует склонность приписывать все, что в любви является опасным и враждебным, первоначальной биполярности ее собственной природы [39, с. 209].

Эротическое отношение, помимо свойственного ему садистского компонента, зачастую сопровождается и некоторой порцией прямой агрессивной наклонности. Предмет любви не всегда может проявить по отношению к этим осложнениям столько понимания и терпимости, как крестьянка, которая жаловалась, что муж ее больше не любит, так как он ее уже неделю не порол [39, с. 193]».

Таким образом, наша теория согласуется с рассуждениями и клиническим опытом Зигмунда Фрейда.