– Но мы сейчас ведем войну. Королю нужны корабли. Сейчас нет времени…

– Времени на то, чтобы уложить ее в постель, тебе хватит, – с мрачной улыбкой произнес человек, успевший уложить жену в постель где-то между Францией и побережьем Англии.

Кровь у Гила закипела, тело напряглось, как будто внезапно его освободили от обета. Он узнает, какого цвета у нее волосы, погладит нежную кожу у нее на плече… как все это соблазнительно!

– Но мой долг по отношению к вам, к Кастилии… Ланкастер взмахнул рукой.

– Твоя женитьба ничего не изменит. – Потом он как будто что-то вспомнил, и его лицо омрачилось. – Для меня не изменило. Во всяком случае, в этот раз.

Но Гил хотел перемен. Ему нужны были перемены. Если он женится сейчас, ему нечего будет предложить жене, кроме того дома, откуда он бежал без оглядки.

– Неужели нельзя подождать со свадьбой, пока мы не вернем Кастилию?

– Я сказал, что это ничего не изменит, – повторил Ланкастер, – но перемены наступят, Гил, как наступают для всех мужчин, хочешь ты того или нет. – Воспоминания и сожаление проступили на лице герцога. – Вот почему ты должен жениться сейчас. – Его слова были вескими, окончательными. Они не допускали возражений.

– А она… хочет? – с трудом спросил Гил. Его вопрос привел герцога в замешательство.

– Она женщина. И сделает так, как я велю.

И Гил тоже. Ни ему, ни его будущей супруге не придется ничего решать самим. Конечно, любой из них может отказаться от брака у дверей церкви, но церковь управляет жизнью после смерти. Ланкастер, монсеньор Испании, управляет их жизнью на земле – и ее, и его. Их отношения со своим повелителем превратились в вереницу согласий и обещаний. Одни из них написаны на пергаменте, другие в сердце, но все связи основаны на чести, крепкой, как железо. Их обеты нерушимы.

Особенно если Гил хочет стать тем, кем он хочет стать.

Но его истинный вопрос так и остался без ответа. «Захочет ли она меня? Возьмет ли она в мужья Бруэна?»

Он спросил по-другому:

– А ее родственники… согласны?

– У нее не осталось близких родственников. И детей от Скаргилла нет, так что никто не станет конкурировать с теми, которых подаришь ей ты.

Он молча кивнул, поняв, почему герцог решил, что она станет для него хорошей партией. У нее не осталось родни. Никто не будет против.

– Она сказала… – начал Гил, – что ее прабабка служила Элеоноре Кастильской.

– Да, – кивнул герцог. – И на протяжении нескольких поколений ее семья оставалась незапятнанной.

Гил стиснул зубы. Ему нелегко было признать, что безупречная репутация жены нужна ему больше, чем все богатства мира.

Решив, что молчание – знак согласия, герцог продолжал:

– Ее приданое – клочок земли, который много лет назад подарили ее предкам. Но сейчас земля официально находится во владениях Скаргилла, а он умер в долгах. Я распоряжусь, чтобы вместо земли ей выплатили вдовью долю.

Герцог имеет право на такие вещи.

– Она уже знает… о вашем решении?

Герцог улыбнулся.

– Я подумал, что ты сам передашь ей хорошую новость.

Гил сомневался, что Валери сочтет новость такой уж хорошей.

– Завтра я уезжаю в Лосфорд. Когда я вернусь…

– Нет. Сейчас! Ты скажешь ей обо всем до отъезда. Гил вздохнул. Может быть, подумал он, фортуна ему улыбнулась. Он поклонился и вышел. Какой бы своевольной она ни была, он надеялся, что она ему не откажет.

– Сэр Гилберт просит вас выйти к нему.

Валери огляделась по сторонам. Шепот пажа был слышен только ей. Королева спала, а другие дамы, как всегда, подчеркнуто игнорировали англичанку.

Никто ее не хватится.

Она отложила в сторону ненавистное вышивание и следом за пажом вышла в приемную, стараясь не краснеть при воспоминании об их последней встрече. Все ее предыдущие разговоры с сэром Гилбертом были неприятными. Что снова привело его к ней? Может быть, он хочет предупредить ее против сплетен о леди Кэтрин и монсеньоре Испании? Не нужно. Пустая болтовня лишь навредит Кэтрин и королеве.