Вдоволь налюбовавшись фотографией буренки с МТФ-14, я переключилась на другие материалы первой полосы. В подвале помещались сразу две заметки. Одна имела убойный заголовок: «После клинической смерти морская свинка стала ясновидящей!», другая называлась просто и без затей: «Школе искусств – быть!» К первой статье прилагалось фото упитанного хомяка, стоящего на перевернутом стакане на задних лапках, с воздетыми вверх передними конечностями и вдохновенной мордой, выражение которой позволяло предположить, что животное находится в глубоком трансе. Под снимком имелась подпись: «Теперь Хомку зовут Нострадамусом». Поскольку продолжение статьи было на второй странице, мне не удалось узнать, какого рода предсказания делает ясновидящая морская свинка. Зато маленькую заметочку про открытие станичной школы искусств я прочитала целиком, а заодно и рассмотрела фотографию с места события.

Это было хорошее репортажное фото, не постановочное, живое и очень эмоциональное. Толстяк в душной пиджачной паре с напряженным выражением лица кромсал явно тупыми ножницами красную ленточку, натянутую между столбами деревянного крыльца. Хорошо видна была вывеска «Бураховская школа искусств им. Л.Ф. Шишкаревой» и лицо дамы в кружевной шляпе и с букетом, терпеливо ожидающей возможности шагнуть на ступеньки. Толстяка с ножницами я не знала, а дамой с букетом была самозваная подружка суровых дней Сереги Лазарчука – Татьяна Ларина.

– Дай сюда! – я перегнулась через стол и вырвала из рук удивленного Вадика «Бураховское слово».

К сожалению, под заинтересовавшей меня фотографией подписи не было, но я была уверена, что не ошиблась. На снимке точно была Татьяна Ларина! Шикарная кружевная шляпа придавала ей особенно царственный вид.

– Отличная газета это «Бураховское слово»! – совершенно искренне похвалила я станичное печатное издание, ускоренно накручивая телефонный диск.

– А я что говорю! – поддакнул Вадик, продолжая любоваться красавицей в цветочном бюстгальтере.

– Капитан Лазарчук! – пробасила телефонная трубка.

– Серега, пляши! – радостно сказала я. – У меня для тебя хорошая новость!

– Какая, интересно? – безнадежно поинтересовался он.

По голосу чувствовалось, что он не ждет ничего хорошего ни от жизни вообще, ни от меня в частности.

– Я знаю, откуда приехала Татьяна Ларина! – торжествующе сообщила я. – Из Бураховской! Это станица такая в семидесяти километрах от города, районный центр, там есть своя газета, называется «Бураховское слово», и во вчерашнем номере я случайно нашла фотографию твоей старой доброй подруги!

– Лазарчук с ней знаком?! – подслушивающий Вадик вытаращил глаза и потыкал пальцем в фото мисс «БС», рискуя продырявить страницу. – Попроси, пусть и меня представит!

– Ты у меня сейчас сам преставишься! – прикрыв трубку ладошкой, пригрозила я напарнику. – Не мешай!

– В станичной газете помещена фотография Татьяны Лариной? – заинтересовался Серега. – А с какой стати?

– Она присутствовала на открытии станичной школы искусств, – объяснила я. – Стояла в роскошной шляпе и с букетом, похожим на банный веник, в первом ряду. Надо полагать, она не последний человек в своей станице.

– Ладно, я перезвоню, – с этими словами Лазарчук отключился.

Даже спасибо не сказал, неблагодарный!

– Т-с-с! – сказала я Вадику, увидев, что он открыл рот для нового вопроса. – Потом поговорим, ладно? Я жду звонка.

Долго ждать не пришлось, мой мобильник тренькнул на второй минуте молчания, но звонил вовсе не Лазарчук.

– Тетенька! – хнычущим голосом сказал какой-то представитель поколения пепси. – Я по ошибке на ваш телефонный счет деньги положил, сто пятьдесят рублей. Верните мне их, пожалуйста!