– И что, никто из приглашенных не помнит эту женщину? Может, она с кем-то разговаривала? Или конфликтовала?

– Ага, с нами. Только, если менты выйдут на нас, нам мало не покажется, замордуют в казематах, – пошутила она.

– Алина, а помнишь, среди гостей ходил корреспондент то ли с фотоаппаратом, то ли с камерой? Репортерская братия падкая на скандалы. Может, он что-то заснял?

– Умница! Только мне эта мысль в голову постучалась раньше. Корреспондент снимал фото для вечерней газеты, главным редактором которой работает друг все того же Пушкова. Я взяла у Феликса Сергеевича адрес редакции. Я вот о чем думаю … – Алина сделала многозначительную паузу.

– Что ты думаешь? – поторопила я Алину с продолжением мысли.

– Что? Хреновые наши дела. На этих фотографиях и мы можем проявиться. Что-то не помню я, чтобы ты улыбалась, когда на тебя «зебра» вино вылила.

– Может, и не улыбалась. Ты думаешь, у нас могут быть неприятности?

– А то нет? Полиции только бы гвоздь забить, чтобы потом на него всех глухарей повесить.

– Алина, у нас же алиби!

– Какое, душа моя, какое алиби? Ушла раньше? Ты могла уйти, потом через «черный» ход зайти, выманить наружу «зебру», убить ее и через двор смотаться.

Алина говорила очень убедительно, так что я и сама поверила – ничто не помешает полиции думать, что именно мы и убили «зебру».

– Мы-то, конечно, ни при чем. И если на нас выйдут, то проверят биографию, сопоставят факты и придут к выводу, что мы к убийству не имеем никакого отношения. Может, даже извинятся. Может. Но!

– Что но?

– Пока они придут к выводу, что мы вроде как тоже пострадавшие – я имею в виду платье, на которое «зебра» вылила вино, – то пройдет уйма времени. А если мы будем постоянно торчать в полиции, когда же нам работать? Прямые убытки. А моральные издержки? Знаю я, как следователи разговаривают со свидетелями, о подозреваемых вообще молчу. После таких бесед люди прямиком попадают на больничную койку.

– Что ты предлагаешь? – утихомирив дрожь в коленках, спросила я.

– Съездить домой к корреспонденту. Спросить в лоб, есть ли мы на снимках? Если есть, то снимки надо выкупить.

– Покупка снимков вызовет новые подозрения.

– У нормального человека не вызовет. Объясним парню все как есть, он нам поверит.

– Полиция не поверит, а он нам поверит?

– Марина, ты много говоришь, – устав от моих вопросов, сказала Алина. – Когда вам поменяют замки?

– Наверное, через час, может, раньше.

– Тогда я мчусь за тобой. Вставят замки – и сразу едем.

– В редакцию?

– Нет, домой к корреспонденту.

– А ты и домашний адрес корреспондента узнала? – восторженно спросила я.

– Ты меня первый год знаешь? – вопросом на вопрос ответила Алина и положила трубку.

Блинову Алину Николаевну я знала очень давно, чуть ли не с младенчества. Сколько я себя помню, она всегда была рядом. Мы учились в одном классе, жили неподалеку, часто ездили вместе отдыхать. Конечно, за такой долгий срок я смогла изучить ее вдоль и поперек. Иной раз ей и рот незачем открывать – я заранее знаю, что она скажет. А что касается авантюрных мероприятий (а как иначе назовешь поездку за фотографиями к корреспонденту?), то здесь ей нет равных. Ее любопытный нос влезет в самую маленькую щелочку, унюхает такое, на что другой нос даже не отреагирует.

– Как хоть зовут корреспондента? – спросила я, усаживаясь в Алинин «Опель».

– Глеб Кожухов.

– А почему мы едем к нему домой, а не в редакцию? Время-то всего половина шестого!

– Одна ты такая умная и сообразительная! – хмыкнула Алина, скромно намекая на то, что и она не страдает слабоумием. – Наверно же, я, прежде чем за тобой заехать, попыталась побеспокоить Кожухова на рабочем месте.