Я повторил ему слова почтальона, вертя в руках пакет. Адрес и мое имя на нем стояли вполне ясно: «Мистеру Саймону Дэлу, эсквайру, Гатчстид, близ Гатфильда».

В одну минуту все присутствующие окружили нас, и лорд Кларендон был забыт со своей отставкой: мелочи местной жизни всегда кажутся нам больше великих событий, разыгрывающихся вдали. Посыпались советы распечатать и скорее прочитать диковинное послание.

– Нет, – сказал пастор, – может быть, король пишет Саймону частным образом, по секрету.

Этому поверили бы, если бы дело шло о лорде Кинтоне, но не о Саймоне Дэле.

Однако пастор не смутился раздавшимся вокруг смехом.

– Вы забыли, что у короля будут со временем общие дела с Саймоном, – крикнул он, грозя кулаком насмешникам, хотя улыбался и сам.

Я вскрыл пакет и прочел. До сих пор не могу забыть впечатление, которое это письмо произвело на меня. Оно гласило, что король, помня заслуги моего отца перед отцом его, короля (и забывая, вероятно, его услуги генералу Кромвелю), и будучи осведомлен о моих честных взглядах, храбрости и других достоинствах, милостиво соизволит зачислить меня в гвардейский полк собственных телохранителей, считая через полгода по получении этого приказа, дабы я имел возможность приготовиться к своему будущему посту. Письмо кончалось приказом явиться с означенным уведомлением в указанный срок в Уайт-холл в Лондоне для должного изучения своего будущего дела и всего остального, что мне необходимо знать. Письмо заключалось поручением меня воле Всевышнего.

Я сидел, задыхаясь, пастор остолбенел, вокруг раздавался говор.

– Не люблю я этой гвардии! – сказал кто-то. – Каких еще телохранителей надо королю, кроме его народа?

– Так находил его отец, помните? – вскричал пастор.

«Гвардия телохранителей, – размышлял я, – но ведь это – лучший, самый почетный полк».

Взволнованный донельзя пастор прибегнул к табакерке трактирщика, поспешившего открыть ее для его преподобия, а в моей голове внезапно промелькнули слова лорда Кинтона, и мне показалось, что я понял их значение. Если у короля были свои недостатки, то не его офицерам замечать их: теперь я принадлежал к его слугам. Должно быть, лорд знал, что меня ожидает, а знать это он мог, только будучи сам причиной этого назначения.

– Конечно, это лорд хлопотал за меня, – воскликнул я, обращаясь к пастору.

– Ну, разумеется!.. разумеется, это лорд, – послышалось кругом: все были довольны, так скоро разгадав мудреную загадку.

Один только пастор с сомнением покачал головой, захватывая вторую щепотку табака, и заметил:

– Не думаю, чтобы это был лорд.

– Почему же нет? А кто же тогда? – спросил я.

– Не знаю, только это не он, – настаивал пастор.

Я посмеялся над ним: самое простое дело он непременно хотел облечь тайной. Он все еще, очевидно, цеплялся за предсказание колдуньи.

– Можешь смеяться, Саймон, но ты увидишь, что я прав, – твердо заявил он.

Не обращая на него внимания, я схватил шляпу со скамейки и хотел бежать, чтобы немедленно благодарить лорда, потому что он сегодня уезжал в город, и я мог не застать его позже.

– Ну, что же, расскажи ему, – сказал пастор, – он будет удивлен не меньше нас.

Толпа осталась около пастора, а я поторопился в замок, и хорошо сделал, что не терял времени: лорд Кинтон уже был одет для отъезда, и экипаж был подан. Несмотря на это, он внимательно выслушал мою историю и, нетерпеливо выхватив у меня из рук интересный пакет, стал жадно читать его. Я думал, что он притворяется, чтобы не сознаться в своем добром деле, но скоро убедился, что он действительно поражен и даже как будто сильно недоволен. На его лбу залегла мрачная складка, и он молча пошел со мною по длинной террасе замка.