В эту ночь он долго не мог уснуть, прислушиваясь к шорохам и звукам, которые время от времени раздавались в его замке. Лишь под утро, в час Быка, веки Курта сомкнулись, и он провалился в тревожный сон. Ему грезился старый Бремер, который почему-то сначала строго смотрел на него со своего большого портрета, а потом внезапно отделился от собаки, замершей в ожидании приказа у ног хозяина и шагнул навстречу своему внуку.

– Ну что же ты, Курт, все ищешь в моем замке? – голос предка далеким эхом доносился до сознания художника. – А никак ничего не найдешь?

И зловеще засмеялся.

– Ха-ха-ха-ха-ха, а я то посообразительнее тебя был в молодости! И крысы мои картины не трогали! Не там ты хранишь свое богатство, Курт, не там…

Вдруг собака, изображенная на картине, неожиданно стала уменьшаться в размерах и на глазах превращаться в серую крысу. Она стремительно подбежала к Курту и полезла по его одежде вверх. Хозяин замка замахал руками, стараясь стряхнуть незваную гостью, но та цепко держалась на ткани. При этом раздавался звук раздираемого полотна…

Курт в холодном поту подскочил на кровати. Едва заметный рассвет теснил полумрак его спальни. Художник зажег свечу и заметил тень, метнувшуюся на широком подоконнике.

«Крыса здесь!! – молнией пронеслось в мозгу Бремера. – И она полезла к моей лучшей картине!»

Курт стремительно подбежал к лестнице, схватил ее и приставил рядом с окном, на котором стояла «Рука Марии». Он вскарабкался вверх с подсвечником в руке и свободной рукой откинул верх полотна. Почти одновременно с этим он увидел серую молнию, летящую ему прямо в лицо. Крыса атаковала художника. Он инстинктивно отпрянул назад, но не рассчитал этого движения и в следующую секунду понял, что падает навзничь с большой высоты на каменный пол спальни.

«Неужели так просто и глупо?» – успел подумать Курт, приготовившись к самому худшему.

Но случилось необъяснимое. Как будто чья-то невидимая рука бережно подхватила его сзади за спину и осторожно направила падающее тело на мягкую перину постели. По всем законам физики Курт должен был с ужасной силой грохнуться метрах в трех от своей кровати. Он недоуменно уставился на высокий потолок, когда его тело с комфортом устроилось на чуть отброшенном в сторону одеяле.

– Боже мой! Я спасен! – непроизвольно вырвалось из груди художника это восклицание. Он посмотрел по сторонам и увидел подсвечник, лежащий на полу на довольно далеком расстоянии.

– Как? Что же спасло меня? – продолжал рассуждать вслух молодой Бремер. – И этот сон… как будто кто подталкивает меня… к чему только? И где эта серая тварь?

Курт снова поднялся с постели и быстро осмотрел спальню. Теперь он увидел другое отверстие рядом с дверью.

– Шайзе! – впервые за долгое время выругался художник. – Я найду и убью тебя!

Рассветало.

Взгляд Курта непроизвольно поднялся вверх, к окну. Святая Мария по-прежнему ласково смотрела на него, простирая свою руку в направлении лестницы, с которой только что падал автор картины. Взгляд Богоматери излучал то небесное тепло, которое свойственно только Ей одной, в полотнах совершенно разных художников, как будто бы их руками водил один и тот же Небесный Творец, помогая создавать этот незабываемый образ. Утренние лучи солнца, падающие из других окон, золотыми отблесками играли на маслянистой поверхности холста. Курт испытывал в эту минуту то редкостное ощущение восторженно-нежной любви к своему детищу, которое иногда посещает авторов шедевра, когда они видят и чувствуют какие-то новые, доселе скрытые, таинственные грани его.

Художник сложил ладони вместе, приставил их к груди и закрыл глаза. Его губы шептали благодарственную молитву Всевышнему за удивительное спасение, и с каждой секундой Курт все больше и больше верил в то, что именно рука Божьей Матери поддержала его падающее навзничь тело и переместила на мягкую постель.