Как ни странно, но жизнь складывалась.

Не было зарплаты, не было работы для Ольги, но Юрий не замечал этого, жил для тех, кого любил, был счастлив увидеть её улыбку, отгрести снег со двора, расколоть пару березовых чурок на лучинки для растопки, подбросить сена телке в хлеву – все это были кирпичики в построении будущего.

Затопал малыш по домотканым дорожкам и Юрий вечерами водил его вокруг стола, вложив палец в цепкую ладошку.

Ольга накрывала на стол, взглядывая на них, и этот мир для него был ближе к раю, чем любая иная, беззаботная жизнь.

Многолетняя тоска по Ольге вызрела в нем глубокой любовью в упоительные ночи, что дарили ему чувство мужской состоятельности.

Они сошлись обыденно и просто, как сходятся мужчина и женщина, устав от долгого воздержания и желая близости друг с другом. Наступившее лето, в его воспоминаниях, оказалось самым счастливым временем за всю жизнь Юрки.

Старый каштаковский дом, куда он перевез семью, пахнул побелкой и свежеокрашенными полами.

Детские голоса вновь звенели в этих стенах, а по утрам в кухне стояло ведро с парным молоком. Он закрывал глаза и позволял себе окунуться в чувства пятнадцатилетнего юнца, впервые оглушенного женской плотью.

Это волновало до предела. Сейчас он мог сгрести в охапку эту, распирающую халатик, плоть и отнести под палящими лучами солнца в сумрак комнаты, и впиться в нее до самозабвения.

Она никогда не отказывала ему, охотно отзывалась на ласки, и Юрий не задумывался – любит ли она его или для неё наступил тот возраст, когда женщину настигает упоение физической близостью. Жизнь была бесконечна!

Новый директор, сменивший ушедшего на пенсию, перевел Юрия из скотников до заведующего отделением.

Денег в семью это не принесло, а время от семьи отнимало полностью – Уходил засветло, приходил затемно. Скотины в хозяйстве держали много, деньги приходили в семью с продажи мяса на рынках города, но выкармливание свиней и бычка легло на плечи Ольги и старшего Ромки.

Юрий использовал любую возможность зарабатывать, не гнушаясь никакой работой, и вытягивал свою семью из нужды.

На третий год совместной жизни, случилось непоправимое.

В его отделении пропало шестнадцать коров, их просто выкрали, как крали все в последние годы, нагло и организованно.

Взбешенный директор, прикативший на пастбище с милиционером, обвинил его в воровстве, как бывшего зека и единственного кормильца четырех человек.

В ответ Юрка просто двинул своего начальника по физиономии, сломав кулаком блестящий, красный от ярости, нос. Директор рухнул на землю, потеряв сознание.

Коров, спрятанных в дальних оврагах, позже нашли, но, за избиение директора, младший из братьев Яровых вновь получил срок.

Ольга на свидание не приехала ни разу, и он не упрекал её, понимая, невозможность оставить хозяйство и детей, даже на пару дней.

Но она и не писала ему, как, впрочем, не писал из родственников никто.

Юрий, так и не научившись заводить друзей, тянул срок терпеливо и замкнуто.

Столярный цех в зоне позволял ему зарабатывать деньги и выкладываться на работе до отупения. Ему скостили срок, и Юрий вновь появился в селе через три года.

Метель черемухового цвета обсыпала его новенький, хрустящий костюм, и застревала в волосах.

Он брел до дома Ольги на автомате, тысячу раз идя по этой дороге в своих снах на зоне.

Сельские мужики, попавшиеся ему в автобусе, затащили его на заднее сидение, и пластиковый стакан самогона вырубил его до конца поездки.

Его сильно развезло с непривычки, измученные новой обувью ноги жгло огнем, Юрий скинул туфли на обочину и зашлепал по асфальту, оставляя кровавые следы набухшими носками.