Алекс опустил глаза.

– Ничего еще не решено. Я, возможно, даже не…

– Как давно, Алекс? – настаивала Элиза.

Алекс поднял на нее виноватый взгляд.

– Я отправил прошение несколько месяцев назад. Генерал Вашингтон обещал дать мне ответ, когда я встречусь с ним в Ньюбурге.

– И у тебя есть основания предполагать, что его ответом будет «да».

Она подавила рыдания.

Алекс отвел взгляд.

– Я сказал ему, что, если мне не дадут полк под начало, сразу же подам в отставку.

– В отставку! – повторила она потрясенно.

– Я солдат, Элиза, и неплохой. Не получив полка, я не смогу получить и более высокий чин, никогда не заслужу признания и уважения, которых заслуживаю, – объяснил он. – Пожалуйста, постарайся понять. Сейчас я никто, даже ничто. Я сделал это ради нас.

Она покачала головой.

– Но если ты подашь в отставку, то потеряешь жалование и пенсию! Мы, без сомнения, останемся без гроша. И ты принял такое решение, даже не посоветовавшись со мной?

– Драгоценная моя, пожалуйста, пойми! – воскликнул Алекс, хватая ее руки. – Есть такие решения, которые мужчина должен принять сам.

Элиза с трудом подавила желание выдернуть ладони из рук Алекса, не желая устраивать сцен. Но ее ярость казалась настолько материальной, что Алекс отпустил ее сам.

– Мужчина – возможно. Но муж – никогда, – отрезала она холодно. И пошла прочь, гордо подняв голову.

– Элиза! Куда ты идешь? Вернись! – в отчаянии воскликнул он.

Элиза остановилась и медленно обернулась лицом к нему, поймав его взгляд.

– Ты сам для себя все решил. Так что тебе за дело, куда я направляюсь? – спросила она, прежде чем развернуться на каблуках и скрыться в толпе.

На борту «Пилигрима»

из Олбани, штат Нью-Йорк, в Ньюбург, штат Нью-Йорк

Апрель 1781 года

Путешествие Алекса в Ньюбург прошло ужасно. Чтобы ускорить его, Джон Черч договорился, чтобы его взяли на торговое судно, везущее шкурки бобров. Прекрасную погоду сменила летняя гроза, и плети ливня хлестали по палубе, не позволяя находиться на ней никому, кроме самых опытных моряков. В трюме, однако, было ничуть не лучше – невыносимо спертый воздух отвратительно вонял гниющим мясом из-за сваленных в углу невыделанных шкур. Капитан, похожий на медведя, утверждал, что он француз, но полное отсутствие зубов и трубка, зажатая между десен, делали его речь настолько невнятной, что Алексу удавалось разобрать лишь одно слово из пяти, несмотря на то что с рождения он разговаривал и по-французски, и по-английски.

Но не поэтому Алекс чувствовал себя ужасно.

Его расставание с Элизой было не совсем мирным, и это мягко говоря. Жена исчезла с вечеринки сразу после ссоры и не появлялась до самого ее конца, когда пожала руку на глазах у всех слуг, которые убирали грязные тарелки и стаканы в потеках вина.

– Надеюсь, вам понравилась вечеринка, полковник Гамильтон, – сказала она тоном, способным заморозить воду. – Без сомнения, вам необходим отдых перед подготовкой к поездке, поэтому сегодня я посплю в бывшей комнате Анжелики.

И два дня спустя его жена оставалась холодной, как айсберг, без надежды на потепление. Весь следующий день Алекс пытался встретиться с ней наедине, но Элиза целое утро и после обеда наносила визиты друзьям. Прибыв домой к ужину, она объявила, что «слишком долго пробыла на солнце», и попросила принести ей ужин в комнату Анжелики, где и устроилась на ночь, снова отказавшись вернуться на супружеское ложе.

Она снизошла до разговора с ним лишь единожды, когда провожала его на причал. Ее лицо покраснело и припухло. Определенно, ночь у Элизы выдалась не из приятных.

– Моя дорогая, – начал он, пытаясь обнять жену. – Пожалуйста, выслушай меня. Я так сожалею, что огорчил тебя. Мне следовало все рассказать раньше.