– Спасибо, – просто сказала я вместо этого, потому что это был самый безопасный ответ, которого хотело большинство людей, чтобы мы могли перейти к следующей теме.

Но Сэм продолжал смотреть на меня, и на минуту я забеспокоилась, что все эти мысли отразились на моем лице – мое двойственное отношение, чувство вины, гнев. Я сложила пальцы пистолетом и ткнула ими в направлении коробки в его руках, воспоминание о которой будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

– Если это отрубленная голова, я буду очень расстроена, – проговорила я, но, увидев растерянное выражение его лица, поспешно добавила: – Это отсылка к фильму «Мир Уэйна». Забудь.

Он начал что-то отвечать, но мне вдруг отчаянно захотелось убраться оттуда. И дабы не сделать обмен репликами еще более странным, я развернулась на каблуках и направилась к себе.

До конца недели у меня не было возможности понаблюдать за Сэмом. Его приезды и отъезды по-прежнему ставили меня в тупик. Он выходил из дома в одном и том же невыразительном деловом костюме – иногда отсутствовал всего час или около того, но порой его могло не быть по полдня. В среду перед его домом стоял неприметный седан, но я упустила момент и не увидела человека, которому он принадлежал, так что пока никаких зацепок.

Кроме того, он почти всегда ложился спать очень поздно, почти так же, как и я, если судить по свету в окнах. Я знала, что меня это не касается, однако это не помешало мне как одержимой размышлять над тем, кем он работает и кем является по типологии Майерс-Бриггс[17]. Я почти жалела, что мне не доставили ошибочно еще одну его посылку, просто чтобы у меня была возможность зайти к нему снова. Но, о чудо, он действительно последовал моему совету и приклеил виниловые номера на свой почтовый ящик.

Мне нужно успокоиться и сосредоточиться на своей диссертации, а не на психологическом портрете соседа. К концу следующей недели я должна отправить своему руководителю еще одну главу.

Было нелегко убедить кафедру английского языка разрешить мне изучать тру-крайм. Я до сих пор помню, как впервые ступила на территорию кампуса для собеседования и ознакомительной экскурсии, прежде чем меня официально приняли на курс. Студентка старших курсов, которая показывала мне все вокруг, объяснила план работы на первые несколько лет, направления, которыми можно заниматься, в зависимости от того, изучаете ли вы литературу, риторику или технические коммуникации, рассказала про ужасные вступительные экзамены. Но в итоге она заявила, что в принципе можно «изучать все что хочется». Ее глаза в этот момент загорелись.

На самом деле имелось в виду, что можно изучать выхолащивание уязвленных персонажей Хемингуэя, или аллюзии на Фауста в «Лолите», или пересечение композиции и педагогики творческого письма.

Но тру-крайм[18] – такой же жанр, как и любой другой, со своими условностями. Это литературное направление никогда не было полностью объективным, всегда отражало тенденции, культурные реакции или общественные чаяния. Я была увлечена им с тринадцати лет, с тех пор как впервые прочитала «Helter Skelter[19]».

Кстати, это произведение лежало в основе главы, над которой я работала. Я решила сосредоточиться на отношениях между автором и объектом в тру-крайме, с разделами, посвященными профессиональным, личным и семейным отношениям. Когда я впервые прочитала «Helter Skelter», книгу с подзаголовком «Правдивая история убийств Мэнсона», мне даже в голову не пришло усомниться в содержащейся в ней информации или в мотивах, сподвигнувших автора написать ее. В конце концов, как главный обвинитель, Буглиози практически был свидетелем происходящего. Это в любом случае потрясающее повествование, но стоит задуматься о предвзятости чувака, пишущего о работе, которую он проделал, чтобы упрятать преступников за решетку.