Как-то раз, спустя примерно неделю после смерти профессора Андерсона, Хенти проснулся и обнаружил что его гребцы бесследно исчезли вместе с каноэ и всем снаряжением, оставив ему лишь пижаму и гамак. Он находился в двух или трех сотнях миль от ближайшего бразильского поселения, и, хотя не было никакого смысла двигаться дальше, природа запрещала ему оставаться на месте. Он продолжал идти вниз по течению, сперва его не оставляла надежда повстречать чью-нибудь байдарку. Но вскоре лес наполнился для него неистовыми призраками, хотя никакой реальной угрозы не было. Он брел все медленнее, то по колено в воде, то продираясь через заросли.

Прежде его воображению смутно представлялось, что джунгли – это такое место, где полно еды. Здесь тебе грозит опасность столкнуться со змеями, хищниками или дикарями, но никак не умереть с голоду. Теперь он на горьком опыте убедился, что глубоко заблуждался. Джунгли, казалось, сплошь состояли из толстенных древесных стволов, утыканных колючками и переплетенных лозами, и весь этот растительный мир был исключительно несъедобен. В первый день Хенти ужасно страдал от голода. Позже его охватило какое-то оцепенение сродни наркотическому опьянению. Теперь его беспокоило только поведение лесных обитателей, которые то выходили навстречу из зарослей в лакейских ливреях, неся на подносах его обед, но в самый последний момент безответственно растворялись в воздухе, то откидывали крышки с блюд и демонстрировали ему живых черепах. Вокруг сновало множество лондонских знакомых, донимавших его насмешками и вопросами, на которые он не знал ответа. Появилась жена, и он был рад ее видеть, вообразив, что ее гвардеец ей наскучил и она приплыла, чтобы забрать Хенти домой. Но вскоре и жена бесследно растаяла в воздухе, как и все прочие.

Именно тогда он вспомнил, что ему необходимо добраться до Манаоса, и с удвоенной энергией кинулся преодолевать препятствия, то и дело спотыкаясь о речные валуны в реке и выпутываясь из ловушек терновника и лозы. «Но все же я должен беречь силы», – было его последней мыслью, перед тем как он впал в забытье, из которого вынырнул уже в гамаке в усадьбе мистера Макмастера.

Здоровье возвращалось к нему медленно. Сперва моменты просветления чередовались с долгими периодами бреда. Затем жар спал, и он оставался в сознании даже во время приступов болезни, которые случались все реже. Наконец лихорадка достигла нормального для тропиков баланса, когда она навещает свою жертву лишь после продолжительной фазы относительного здоровья. Мистер Макмастер регулярно потчевал его травяным настоем.

– На вкус омерзительно, – признавался Хенти. – Но он, несомненно, приносит пользу.

– В лесу можно отыскать средство для чего угодно, – говорил ему мистер Макмастер. – Есть травы, чтобы вылечить, есть – чтобы погубить. Моя мать была из индейского племени, от нее я многому научился. Кое-что я узнал от своих жен. Растения способны исцелять и вызывать лихорадку, убивать и сводить с ума, отпугивать змей и опьянять рыбу так, что вы можете таскать ее из воды руками, как срываете спелые плоды с дерева. Есть такие снадобья, которые неведомы даже мне. Говорят, можно приготовить средство, которое оживит мертвого уже после того, как от него начнет попахивать, но сам я не сталкивался ни с чем подобным.

– Но вы ведь точно англичанин?

– Мой отец им был, – во всяком случае, он родился на Барбадосе. Он приехал в Британскую Гвиану как миссионер. Он был женат на белой женщине, но оставил ее в Гвиане, когда отправился на поиски золота. Затем он взял мою мать. Женщины из племени шириана, как правило, очень уродливы, но отличаются исключительной преданностью. У меня их было множество. Почти все здешние мужчины и женщины – мои дети, вот почему они во всем мне подчиняются, ну, и еще потому, что у меня есть дробовик. Мой отец дожил до преклонных лет и умер недавно – еще и двадцати лет не прошло. Он был образованным человеком. Вы умеете читать?