Григорий. Помолчи, тарахтелка! Не толкай фуфайку в ухо.
Сергей. Потом приходит: «Посвети, Серега, темно!» Я пошел… Как за руку повели. А он – хоть бы хны! Не пойму, из какой утробы такие берутся? «Свети, – говорит, – вот здесь голова!» Я как увидел – не смог, бросил фонарь и деру назад, к машине. (Показывает на Эдуарда.) А этот вместо меня пошел…
Эдуард(кричит). Ложь! Все – ложь! Не было этого. Что ты несешь? Ты в своем уме? Язык тебе вырвать надо!
Сергей. А?! Пронимает? Купец плащ натянул, брючата закатил – дождь пошел – и туда…
Эдуард. Я пошел вернуть его, притащить назад… Больной он. У него форма клептомании. Его лечить надо…
Сергей. Вскоре вернулись назад. Купец со страху начал коньяк хлестать, а эта сволочь орден нацепил: «За Победу!» – говорит. Полбутылки выпил и храпел на заднем сиденье. (Показывает на Варвару.) А эту мы видели, когда кладбище объезжали. Она как раз туда шла. Быстро шла, но нас увидела. Я ее здесь по платку узнал: чеченки так носят – узел сзади.
Капитолина(тихо). Господи, до чего же люди докатились. За что, Господи? (Перекрестилась.)
Эдуард. Ко всей этой грязной легенде я не имею никакого отношения.
Петрович. Значит, мальчишка врет?
Эдуард. Врет! Шкуру спасает. Ничего этого не было. Я требую вызвать полицию, Петрович, сдать нас в полицию. У вас нет никаких доказательств. (Твердо и уверенно.) Никаких ночных походов я не совершал. Я спал в машине. Они действительно куда-то отлучались… Если память мне не изменяет, Григорий за самогонкой хотел пойти… в деревню… Он коньяк не любит.
Григорий. Ну ты загнул! Ну, загнул! Это я-то коньяк не люблю? Да помочиться я ходил на кладбище, понимаешь, по-мо-читься! Да, не удивляйтесь – люблю острые ощущения. (Резко и зло.) Попались, Купец! Не крути! (Шепотом.) Коряга хитер, как бобер. Ему другое надо. Дай ты ему бабла, чтобы отвязаться.
Любовь(решительно отводит Петровича в сторону). Капа, Варвара, идите сюда. (Капитолина и Варвара подходят. Заговорщицки.) Петрович, позволь, я в полицию. Ведь проще: сдадим – пускай разбираются. Наше какое собачье дело. Ну почему ты рогом уперся? Накликать беду на всех нас хочешь? Ведь сидел уже! Откуда у тебя эта непокорность? Ты же нас подведешь под монастырь. Вместе сесть хочешь?
Петрович. Люба, остановись! Не скули. Послушайте меня, дорогие мои, если мы их отпустим в полицию – откупятся и Еще смеяться над нами будут. (Громко.) Все, заседание присяжных закончено! За мародерство, за осквернение памяти героев Великой Отечественной войны приговариваем этих волков к расстрелу. (Наводит ружье, прицеливается.)
Любовь(становится перед стволом, кричит). Стой! Подожди! Петрович, не забирайся выше закона! Тебя снова посадят!
Петрович. На этот раз не посадят! Я их так закопаю, что никто не найдет. На харчи народные, Люба, я этим паразитам сесть не дам! Посмотри, как они выворачиваются. Поди, и денег дадут, если отпустим?
Григорий. Дадим, Коряга, чтобы отрезвел ты и перестал мутить баб на самосуд. Купец, а ты давай башляй, а то и впрямь под Саранском мордой о парашу ударят. (Запел.)
Слышишь, Эдик, отвали ему сто тонн, и делу конец.
Сергей. В машине деньги, в тайнике… Давай покажу… Там красненькими пачка на пачке, иконы, картины, барахло разное…
Эдуард(кричит). Не сметь! Убью, мерзавец! (Пытается вырваться.) Убью, гаденыш!
Григорий. Не ори! Дай сто тонн Афгану и бабам – по половине, и мотаем отсюда. Попались, Купец, давай на мировую.
Петрович. Ишь ты! Сколько же стоит твоя мировая?