— Знаешь, в нашей стране закон обычно на стороне матери. В прошлый раз Лику закрыли в клинику, аргументов у нас было много, плюс поддержка ее родителей. Сейчас все может быть иначе. Вылечилась, одумалась, исправилась, слезы, сопли. Все же она родная мать, а ты… Сам понимаешь. Хороший отец, но…
— Давай без лирики. Как мы можем подстраховаться?
— Софи же занимается у психолога? Начни оттуда. Ее заключение о том, что у ребенка начались проблемы именно из-за действий матери — веский аргумент. Дай мне время. Я поспрашиваю у коллег с международным опытом. Чтобы мы наверняка были готовы, если вдруг она решит побороться за дочь.
— Спасибо. Лика за все это время ни разу о ней не вспомнила. Но вот мой отец жаждет, чтобы я к ней вернулся, — устало вздыхаю.
— Еще бы! — усмехается Антон. — Фабрики твоего бывшего тестя обеспечивают упаковочным материалом чуть ли не половину страны.
— Не преувеличивай, — улыбаюсь. — Но в чем-то ты прав. Я как бизнесмен прекрасно осознаю выгоду таких союзов и держатся они далеко не на договорах. Но ты же знаешь, Тох, у меня есть свое мнение на этот счет.
— Да уж. Если бы ты тогда не бухал, как черт, давно бы уже отделился от отца. Если что, я не обвиняю, — немного виновато оправдывается он.
— Если бы меня тогда так не накрыло, я бы Машу не потерял. Но это все «если» сейчас не имеет никакого значения. Тох, я заеду к тебе завтра? Есть не телефонный разговор.
— Давай пообедаем где-нибудь и я тебя выслушаю. С утра не могу, у меня клиент.
— Не вопрос. На связи, — скидываю вызов.
Вношу в электронный ежедневник еще одну встречу. Завтра с самого утра опять в разъездах, но это будущее моей дочери, и надеюсь, моей Маши.
Я не вижу себя без них.
Три года прошли как в кошмарном сне, от которого невозможно было проснуться. В этой молчаливой злости на самого себя, за то, что допустил сложившуюся ситуацию, на отца, за то, что опять поставил бизнес выше семьи, я открыл свое производство в соседнем городе, которое за короткий срок вышло в хороший плюс, но все равно пока недостаточный, чтобы выйти на широкий рынок. Много моих денег крутится на балансе семейного концерна. Их вывод прилично ударит по нервам отца, но он понимает только этот язык. Будем договариваться на нем.
Из коридора слышу тихое хныканье, голос няни. Выхожу. Софи у нее на руках. Судя по всему, направляются ко мне.
— Что такое? — забираю дочку у Анны Валентиновны.
— Страшный сон приснился, — отвечает няня. — очень просилась к папе. Вы говорили будить, если так.
— Все правильно. Спасибо, — ухожу с малышкой в детскую. Сажусь на кроватку, ее устраиваю на коленях. — Все хорошо, — глажу по растрепавшимся волосикам прижав голову к своей груди. — Что напугало мою принцессу? — вытираю слезки со щечек.
— М-мама, — тихонечко отвечает Соня.
Как выцарапать из памяти двух с половиной летнего ребенка то, что он и помнить то не должен в своем возрасте?! Может сменить психолога? Но наша — лучшая, и она давно с нами. Снова стресс. Я боюсь стрессов для своей дочери! Я не хочу, чтобы она снова замолчала.
Вот и еще одна внеплановая встреча на завтра образовалась.
На затылок давит головная боль. Плавно раскачиваюсь взад-вперед, укачивая малышку. Софи сопит мне в футболку. Успокаивается.
Спят усталые игрушки, книжки спят.
Одеяла и подушки ждут ребят.
Даже сказка спать ложится,
Чтобы ночью нам присниться.
Ты ей пожелай:
Баю-бай…
Единственная колыбельная, которую я знаю, да и пою, честно говоря, так себе, но дочке нравится. После пары куплетов Софи засыпает. Я перекладываю ее на кровать. Уйти не решаюсь. Стягиваю одну подушку на пол, ложусь рядом, осторожно беру ее за ручку и тоже стараюсь немного поспать.