Со ступенями Ной справился с трудом. Шоркал по бетону пузом, старательно подтягивался на тоненьких лапках. Но упрямо полз. Яна тащилась следом, рассеянно вслушиваясь в цокот когтей по бетону.

Остановился Ной на четвёртом этаже.

Нужная дверь оказалась опечатана бумажной полоской с ядовито-синим кругляшом полицейской печати. Но Яне заходить и не требовалось. Она опустилась у двери на корточки и, гадливо поморщившись, тронула голой ладонью устланный плиткой пол.

Видение накрыло сразу же. Сначала накатила слабость. Яна покачнулась и упёрлась лопатками о стену. Следом замелькали вспышки.

Входная дверь. Распахнутая, ещё не опечатанная. Пушистое дерево у подъезда. Пропускной пункт на входе в квартал. Вывеска со стилизованной кружкой, выплетенной из розового неонового шнура. Пустота.

След обрывался на выходе в город. Яна поморщилась. К горлу подступила желчь. Видения брали плату без спроса и цену устанавливали сами. Сегодня Яна ещё дёшево отделалась. На прошлом задании она позорно грохнулась в обморок. Ной ещё долго потом зубоскалил на тему нежных благородных барышень.

Яна тяжело сглотнула и ухватилась за дверную ручку в попытке встать. Вторая волна видений едва не вышибла из неё остатки посмертного существования. Образы замелькали калейдоскопом. До головокружения. До тошноты.

Жёлтый цветок, похожий на огромную ромашку. Усатая енотья морда. Перемигивание красно-синих маячков. И по кругу. Цветок, енот, маячки, цветок, енот, маячки, цветок, енот, темнота.

В себя Яна пришла от грубоватых похлопываний по щекам. С трудом сфокусировавшийся взгляд нашарил встревоженное мужское лицо.

‒ Вы-то здесь откуда? ‒ простонала Яна, приподнимаясь на подламывающихся руках. Голова гудела. С трудом добытые фрагменты видений прыгали перед глазами, но в цельную картину собираться отказывались.

‒ Меня сменили. Решил посмотреть на работу ищейки, ‒ пожал плечами Игнат. В джинсах и свитере он выглядел приятнее. Словно вылез из чужой, узкой шкуры. Он улыбался, но в глубине чёрных глаз плескалась плохо прикрытая тревога.

К щекам прилила кровь, и Яна, раздражённая собственными реакциями, фыркнула:

‒ Я вам цирковая лошадь, что ли?

Она, пошатываясь и держась за стены, поднялась на ноги. Тело слушалось с трудом. Продолжать погоню в таком состоянии было невозможно. Яна скосила глаза на Ноя.

Енот привалился спиной к лестничным перилам, сложил на груди лапы и глядел исподлобья.

‒ Лучше бы лошадью была, они крепче, ‒ фыркнул Ной, заметив обращённый на него взгляд. ‒ И нос лошади не суют, куда их не просят. А от вас, смертных, одни проблемы и расстройства.

‒ Это мне говорит жирный пушистый дармоед, который только и умеет, что мусорить и многозначительно молчать? ‒ Яна практически задохнулась от возмущения.

Енот распушился.

‒ Меня в это тело запихали из-за тебя, ‒ прошипел он, прижимая уши. ‒ Тело связного собирают из подсознания подопечного, чтобы не травмировать его нежную дохлую психику. Мне почём знать, что было перед смертью в твоей башке!

Ной опустился на все четыре конечности и вздыбил хребет. Яна рассеянно посмотрела на растрёпанную полосатую щётку хвоста, на внушительные желтоватые клыки, отливающие красным глаза и нервно хихикнула. С её головой при жизни явно было не всё ладно, если из подсознания удалось выскрести только это.

Она с силой потёрла виски и неуверенно покосилась на плитку возле двери:

‒ Может, мне попробовать ещё раз?

На самом деле пробовать не хотелось. Её до сих пор мутило. Но проваленное задание каралось гораздо сильнее, чем пара вспышек головной боли. Ной торжествующе встопорщил уши.