Я провела руками по лицу, избавляясь от остатков кошмара. Вернуться в свой мир и потерять Эйдена – сейчас я не могла придумать, что может быть хуже. Поднялась с постели, пробежала вниз по широкой мраморной лестнице, заглянула в ванную. Эйдена не было видно ни в зале, ни на кухне. Он говорил, что хочет провести церемонию в саду в увитой разросшимся плющом беседке, значит, наверняка сейчас там, заканчивает последние приготовления. Хорошо, мне тоже пора привести себя в порядок.

Я поднялась обратно в спальню, достала белое платье. Пока одевалась, поправляя корсет и разглаживая подол, вспоминала наш разговор про церемонию. Я хотела пригласить Морта, но Эйден внезапно воспротивился.

– Милая, я очень хочу, чтобы в момент произнесения клятв, мы были наедине. Не хочу делить этот момент ни с кем другим.

– Но это же Морт! Мой единственный друг здесь.

– Тем более! Прости, но вы с ним…

– Так ты ревнуешь? – Я с удивлением посмотрела ему в глаза. Эйден кивнул.

– Конечно, ревную!

Я смотрела на себя в зеркало то собирая, то распуская волосы. В итоге решила оставить их свободно лежать на плечах. Ну всё, я готова. Осталось лишь найти Эйдена.

Я вновь спустилась по лестнице и прошла ко входной двери. Между створок желтела какая-то бумажка. Я, не задумываясь, вытащила её, открывая дверь и впуская в дом поток утреннего воздуха. Аккуратный почерк Эйдена, ровные строчки, ни единой помарки. Прочла раз, сглотнула. Не поверив, пробежалась по строчкам ещё раз. Схватилась за ручку двери, опускаясь на каменный пол. Снова и снова складывала обычные слова в страшную правду, не веря в происходящее. А потом свет вокруг померк.

Раньше я думала, что пять стадий принятия проходят лишь люди, столкнувшиеся со смертью. Потерявшие близкого или сами находящиеся на границе жизни и смерти. Но никак не те, кто столкнулся с предательством любимого человека. С обычным, казалось бы, расставанием. Это ведь всего лишь… всего лишь…

Стадия первая: отрицание.

Я очнулась на холодном полу. Открытая дверь хлопала на ветру, а с улицы в дом заползла темнота. Сколько я здесь пролежала? Что произошло? Воспоминание рухнуло на плечи, пригвоздив к мрамору. Записка. В темноте нельзя было разобрать ни слова, так что пришлось подниматься. Ноги держали с трудом, колени дрожали, а к горлу подкатывала тошнота. Нет, мне показалось. Этого не могло произойти. Эйден не мог такого написать.

Я доковыляла до стола, на котором стояли свечи, и долго соображала, чем их зажечь. Вспомнила, что где-то в комоде на кухне были спички. Ушла в кухню, потом подумала, что нужно было прихватить канделябр с собой, вернулась в холл. Развернулась на месте, не понимая, куда идти – за свечами, или за спичками. За что хвататься? Что делать? Нет-нет-нет, держи себя в руках, Линн. Элина. Это недоразумение. Нужно только зажечь свет, всё прояснится. Он не мог…

Спички нашлись там, где я и предполагала. Я потрясла коробок – слишком мало. Высыпала спички на ладонь и пересчитала: всего пять. Вернулась в холл, дрожащими руками с четвёртого раза зажгла одну свечу, другую, третью. Сглотнула, не решаясь вновь прочитать то, что ждало меня в записке. Нет, я должна убедиться. Это просто ошибка. Наваждение.

Ровный уверенный почерк. Я не раз видела свитки Эйдена, пока мы были в Академии. Ни одной помарки. Ни единого пятнышка. Ни одной дрогнувшей завитушки. Он был спокоен, когда это писал. Спокоен и уверен в своих словах. Нет. Нет! Нет!!

Стадия вторая: гнев.

Какого хрена происходит? Почему он так со мной поступил? Он думал, что это отличная идея – дождаться, пока я не надену свадебное платье, а потом сказать правду? Ну если он так думал – он полный идиот! Я схватила тяжеленный подсвечник и побежала на второй этаж, путаясь в длинном подоле. Грохнула канделябром о комод и стала срывать с себя тонкие кружева. Ткань затрещала под пальцами, но я не ослабила хватку. Наоборот, с яростью тянула и рвала прозрачный шёлк, заставляя тот опадать лоскутами. По лицу потекли слёзы. Я кричала во весь голос, осыпая Эйдена всеми известными проклятиями. Наконец, мне удалось избавиться от платья, тогда я взялась за комнату. Нашарила на комоде тяжёлую шкатулку и швырнула её в зеркало, которое издевательски показывало мне обнажённую девушку с тёмными волосами и перекошенным от боли лицом. Серебристые осколки с шумом хлынули на ковёр. Следом на пол полетели ящики комода, теряя по пути вниз своё содержимое. Какие-то бумаги, одежда, простыни – всё валилось в одну кучу.