– Если так случится…
– Нет, Аврора, – Ребекка грубо перебила меня, – даже не пытайся сказать, что я должна буду оставаться рядом с Брайеном, поддерживать его. Это не тот случай, когда плечо друга может хоть как-то помочь.
Я поймала себя на мысли, что идеально вписываюсь в образ Эйми. Из-за окрашенных в алый цвет картинок в голове ладони вспотели, а желудок скрутило. Желчь подкатила к горлу.
– Ребекка, мне нужно, – только и успела пролепетать я, когда меня всю передернуло от рвотного позыва.
Я накрыла рот ладонью, и темная незамедлительно вывела меня на улицу, где я извергла все содержимое желудка.
– Ты вся бледная. – Ребекка стояла рядом, поглаживая меня по спине. – Не списывай это на токсикоз.
– Это токсикоз.
– Упрямая, – фыркнула она. – Признай, что ты до сих пор не можешь воспринимать истории темного мира.
– А ты можешь? – Я сделала несколько шагов назад и запрокинула голову вверх, надеясь ощутить прохладу ветра и немного взбодриться. – Я слышала, как ты плачешь. Не списывай это на момент слабости.
– Это момент слабости.
– Упрямая.
Мои губы тронула улыбка, но совсем незаметная. Я до сих пор смотрела на холодный круглый свет среди крошечных крапинок огней и из последних сил сдерживала слезы.
– Ты особенная для него, ты вся его жизнь. Понимаешь это?
Я повернулась лицом к темной и безжизненным голосом сказала:
– Сейчас я очень хочу, чтобы это было не так.
Я прекрасно понимала, что если все обернется против нас, то Брайена в любом случае оставят в живых, а я умру вместе с ребенком.
Что будет с ним?
Хотела бы я, чтобы он смог пережить это и стать новым правителем, изменить жизнь людей. Он должен оставаться сильным, должен бороться.
Кто, если не он?
– Никто не хочет пережить это снова. Мы не готовы потерять тебя.
– Ты… – Мои глаза широко распахнулись от удивления. – Почему вы так грубы со мной, если ваши чувства совершенно иные?
Я терроризировала смутившуюся Ребекку. Она избегала моего прямого взгляда, смотрела куда-то по сторонам, словно с нее сняли кожу и заставили показать, что она прячет внутри.
Ребекка определенно этого не хотела, но мне было плевать. Я требовала откровений, поэтому сделала шаг к ней, принуждая обратить на себя внимание.
– Почему? Почему Джой вы приняли с распростертыми объятиями, как и Дэйва, а меня оставили в аутсайдерах?
– Потому что Джой – пример идеальной светлой. Она располагает к себе, с ней хочется быть откровенным. И нет никаких мыслей о том, что она попытается что-то исправить, влезть со своими правилами и взглядами. А Дэйв… Он просто кажется «своим» человеком, мне было комфортно с ним. Он бы идеально вписался в мир темных.
– А я серая и не гожусь ни для вашего мира, ни для светлого? Вы меня всем своим нутром отвергаете?
– Нет. Тебе сказали, что ты какая-то там серая, но потеря чутья темных и способности обжечь прикосновением еще не говорит о том, что ты приняла это внутри себя. Мы понятия не имеем, кто или что ты. Дело не в какой-то принадлежности. Просто ты способна вывести на эмоции, как на плохие, так и на хорошие, способна выгнать из зоны комфорта. Ты, черт возьми, рушишь все, ломаешь каждого изнутри. С тобой кто угодно даст волю тому, что он прячет. Поэтому даже твои выносящие мозг истерики, нравоучения, эгоизм и ревность – ключ к разрушению многолетних стереотипов. Если бы не твой характер, не твои чувства, о которых ты не боишься говорить, Брайен бы никогда даже не подумал о том, чтобы попытаться изменить наши миры.
Я слушала льющееся из Ребекки эмоциональное признание и открывала в себе новый источник неизвестных мне сил. От кончиков пальцев до макушки головы прошлась воображаемая «волна жизни», сгоняя прочь мертвенную бледность и жжение в опухших от слез глазах.