– Принеси суп из овощей. Алло, ты где?! Хватит мечтать. Изволь сосредоточиться на служебных обязанностях,– он осыпал её дразнящими короткими смешками. – Не забудь посолить.

– А вежливей нельзя, господин? Не у себя дома… – произнесла она дрожащим голосом.

Он пожал плечами.

– Кто платит, тот и музыку заказывает. Захочу и сам сыграю.

Аделинда поплелась в кухню за супом, чувствуя усталость и неудобство своего положения. Ей бы надо надуть щёки, сердиться, а она улыбалась. Иначе нельзя; почти все столики были заняты посетителями.

Вернувшись, Аделинда поставила перед Мартином тарелку с супом и пошла к соседнему столику принять заказ. Делая запись в маленький блокнот, она затылком чувствовала взгляд Мартина. Однако когда пошла в кухню и тайком посмотрела на него, он с равнодушным видом сидел и ел суп.

Подойдя к Мартину в очередной раз, Аделинда вдруг почувствовала, что маска шутливого поддразнивания скрывает совсем другие чувства, нежели бурлящие в нём.

– Так что прикажешь мне делать? – нарушил её невесёлые раздумья его протяжный голос.

– Ты о чём?

– Ни о чём.

– Да что с тобой происходит?

– Со мной? Ничего. Не считая того, что ты меня выкинула из своей жизни.

– Я? Тебя? – Аделинда с трудом сдержала ярость. – Вот это заявление! Ушам своим не верю! Как прикажешь тебя понимать? – она всплеснула руками. – Это что же получается, ты женился на Эльзе, а я виновата?

Этими словами она, сама того не подозревая, задела его незажившую рану. Мартин невесело усмехнулся.

– В какой-то мере… Понимаешь, ты совершила ошибку, оставив меня наедине с Эльзой. Околдованный ею, я плохо себя контролировал. Всё происходило так, будто то была не явь, а гипнотический сон. Но теперь я понимаю, что глубоко заблуждался насчёт неё. Если бы ты не позволила ей…

– Всё, хватит, не хочу слышать об этом. Это всё в прошлом… – перебив его, вспылила Аделинда. – Мне казалось, мы с тобой достаточно близки, чтобы я могла тебе доверять.

Она смотрела на него свирепым непонимающим взглядом. Как ни странно, её напористое превосходство в разговоре заставило его отступить.

– Ладно, оставим этот разговор. Во сколько освободишься?

– Я?

Его холодные полупьяные серо-стальные глаза метнулись к ней.

– Ну а кто ж ещё? Чего тут непонятного?

От неожиданности Аделинда вздрогнула и произнесла то, о чём сама же и пожалела:

– Мартин, прекрати! Люди кругом.

Он залпом выпил бокал виски и громко объявил:

– Их это не должно волновать. Я пришёл к тебе, а не к ним.

Девушка побледнела, схватила со стола поднос и, опустив глаза, проследовала в кухню. Как только она скрылась из виду, Мартин встал со стула, с грохотом уронив его, и в сопровождении колючих взглядов посетителей направился к выходу. Дойдя до двери, остановился и громко крикнул:

– Аделинда, я люблю тебя!

– Не понял! – вскрикнул сидевший за дальним столиком мужчина. Он был пьян. Лицо выражало гнев, а руки сжались в кулаки. Его долговязое тело тряслосьот ярости. Он мгновенно вскочил с места, изрядно пошатываясь, прошагал между столиками и подошёл к Мартину.

– Кого ты любишь, идиот?

И не дожидаясь ответа, стал быстро махать кулаками мимо физиономии Мартина; он же, не защищаясь, не отталкивая его, твердил:

– Ну, бей, бей! Надоест, скажешь.

– А я гадаю: к кому же моя жена сбежала? Вот он… – и опять мимо физиономии…

В это время в кухню вбежала официантка Гретта Шнейдер. Она работала в ресторане без малого год и не испытывала ни малейшей неловкости в общении с людьми, ей для этого не было необходимости делать над собой усилие, в отличие от Аделинды, которой, прежде чем выйти в зал к посетителям, приходилось делать глубокий вдох. Гретта не была из робкого десятка, она могла часами болтать и смеяться, с лёгкостью извиниться за оплошность и так же сказать какую-нибудь колкость, изобличая лгуна. Никто не мог знать, что у неё на душе – то ли посмеётся, то ли разорвёт на части, и, соответственно, понять, что она думает и чувствует на самом деле, было очень трудно.