Я жду не дождусь свидания с Блейком в субботу днем – и все-таки зеваю. То есть во весь рот. Я на ногах с шести утра, обвешивалась украшениями – уши, запястья, пальцы, – снимала их для нашего Инстаграма. Большую часть фотографий и видео я снимаю сама, на iPhone. Я тщательно забочусь о руках – каждую неделю делаю маникюр, не обдираю заусенцы, как бы ни нервничала, – именно для того, чтобы не нанимать для таких съемок модель. Путем проб и ошибок и после изучения наших конкурентов я выяснила, что хотят видеть наши подписчики. Так что я напяливаю на руку три таких же кольца, как мое, только с бриллиантами разной величины, чтобы потенциальные покупатели могли сравнить; огромные камни, пусть посетители поохают-поахают, круглая огранка, как на том, что на мне в объявлении о помолвке. Утром я сняла сотни фотографий, отобрала пару десятков и принялась за утомительную обработку. Добавлю подписи и хэштеги и стану выкладывать по одной в ближайшие недели.

Обычно я не работаю по субботам с утра, но сейчас я с ума схожу. Вчера я получила от арендодателя письмо – плохие новости. Когда в середине ноября закончится наша двухгодичная аренда, плату поднимут на двадцать процентов. А поскольку квартира у меня в том же здании, плата за студию тоже взлетит на двадцать процентов в месяц. До конца октября мы должны решить, продлевать аренду или нет. Я всегда знала, что первоначальную цену – она тоже заоблачная – мы надолго не сохраним, но не решилась подписать договор дольше, чем на пару лет. Тридцать процентов мелких бизнесов прогорает в первые два года. Я нервничала, что если мы свяжемся с настоящим, из кирпича и штукатурки, магазином на дольше, то непременно прогорим.

Все это объясняет, почему Блейк меня застает посреди зевка, с разинутым ртом и скошенными вверх глазами прямо у выхода из Центрального парка на Восточную Семьдесят девятую улицу. Повезло еще, что я додумалась прикрыть рот ладонью, и, глядя на меня, не сразу видишь мои коренные зубы во всей красе. Помолвочное кольцо я снять не забыла.

– Прости, тебе со мной уже скучно? – шутит Блейк.

Боже, он просто прелесть. Сегодня он одет не так строго – в оливковые чиносы и тонкий темно-синий джемпер с поддернутыми рукавами.

Я игриво толкаю его кулаком.

– Нет, я рано встала. Работала.

– Сочувствую, – кивает он. – Помню, как оно.

– Тебе больше не приходится работать по выходным?

Он дипломатично пожимает плечами.

– Сейчас все идет более-менее по накатанной, хотя, конечно, легко никогда не бывает. Но вообще я могу освободить день в субботу, если оно того стоит.

Он так флиртует, что я невольно улыбаюсь. Блейк позвал меня в парк на пикник, и я согласилась, несмотря на то, что мне далеко идти. Он сказал, что принесет одеяло, багет и какую-нибудь нарезку. Я тут же вызвалась принести сыр и вино. Если нам предстоит провести вместе хоть какое-то время, Блейк должен кое-что знать: я не могу без сыра.

Я поднимаю пакет из Бедфордской сырной лавки, свисающий с моего запястья.

– Это того стоит?

Он с любопытством заглядывает в пакет.

– Там гауда, козий сыр и бри с трюфелем, – поясняю я.

– Отлично, – говорит он.

Мы бредем в парк по извилистым дорожкам под тенистыми деревьями.

– Так ты уезжал из города на прошлые выходные? – спрашиваю я.

– К брату в Бостон, – сообщает он. – У них с женой в феврале родилась дочка. Я ездил, когда она только появилась, и хотел еще раз их навестить.

– Очень мило, – говорю я.

Я не могу не думать о Софи. Я же знаю, что у нее каждый раз, как она слышит о младенцах, сердце разрывается – и у меня что-то вроде боли, вызванной сочувствием.