А я и не слушаю никого, все еще смотрю на Самойлову. Попрощавшись с отцом, она поправляет свою монашескую юбку и, прижав к груди книгу, устремляется через дорогу в сторону библиотеки. Уже почти поднявшись на верхнюю ступеньку, девчонка оборачивается, будто почувствовав, что за ней следят. На нее налетает порыв ветра, и темные волосы Ксюши разлетаются в разные стороны.

И казалось бы, она выглядит до боли глупо и комично, но почему-то это забавляет, и в какой-то степени даже привлекает.

На разок, ради мести, привлекает.

Ксюша заходит в библиотеку, а в моей голове рождается план.

– Нет, пацаны у меня дела. Может, заскочу позже.

Закинув рюкзак на плечо, прощаюсь с парнями и только когда жму руку Рудкову, он как-то больно подозрительно смотрит на меня.

– Кажется, в этот раз я все же буду первым, – довольно изрекает он.

– Стабильность – залог успеха, помнишь, Олежка? – хлопнув его по плечу, перебегаю улицу.

На затылке чувствую пронзительный взгляд Рудкова, но мне плевать. Его ущемленному эго не помешает небольшая встряска.

На входе в библиотеку предъявляю студенческое удостоверение, а затем, кинув рюкзак на один из стульев, блуждаю между деревянных стеллажей. Как можно на добровольной основе проводить здесь время? Нос чешется от пыли, в глаза слезятся от недостатка света.

Заворачиваю за угол и вижу Самойлову. Она подставляет маленький стульчик, чтобы достать книгу с верхней полки. Но вот незадача, полы ту не особо ровные, стул шатается, и Ксюша вот-вот упадет. Так что я очень даже кстати, подхватываю ее, прижав к себе настолько крепко, аж сам в шоке.

Она распахивает глаза, ошарашено разглядывая меня. Тогда я поддаюсь ей и шепчу почти в губы:

– Твой мистер Дарси всегда рядом.

Секундное помутнение рассудка, и мое сердце предательски дает громкий толчок в грудь. А от него словно маленькие электротоки расходятся по всему телу, скапливаясь где-то внизу живота. Раньше со мной такого не было, какое-то необычное чувство. Правда, я его от себя отталкиваю, а вместе с этим ощущением, и Дана.

– Немедленно отпусти, – даже повышаю голос, ерзая в его крепких руках. Воздух наполнился ароматом его парфюма с нотками цедры, напоминающий мандарин, сорванный с куста. В наших кругах такие мандарины были редкость, но иногда мы с родителями ездили к друзьям отца в Абхазию. У них дома росло несколько деревьев, и я всегда срывала мандаринки, поедая их прямо на улице. Безмятежное, приятное чувство. Почему-то оно ворвалось в мои воспоминания, хотя это же Стрельцов. Он и приятное – несочетаемые фразы.

– А если нет? – Дан лишь крепче прижимает меня, а потом и вовсе нагло касается губами моего лба. И делает он это так заботливо, словно я его невероятная драгоценность, которую он хранит аки зеницу ока. Я бы может и растаяла, наверняка все местные превращаются в мокрые полотенца, когда Стрельцов их вот так открыто лапает, но мое сердце занято хорошим, правильным парнем. И оно никогда не будет поддаваться на провокации.

Вместо ответа, начинаю щипать Стрельцова, и он сдается – ставит меня на ноги.

– Колючка ты, Самойлова, – говорит Дан, с легкой усмешкой на губах.

– Ну так держись подальше, чтобы не пораниться, – разворачиваюсь и устремляюсь к дальнему столику, ругая себя, что вообще потащилась сюда.

– А может я мазохист, – кричит он мне в спину.

– Тогда нам тем более не по пути, – отрезаю я, и выбегаю на всех парах из библиотеки.

Иду не оглядываясь, мысленно ругаю Мегеру Егоровну, вернее Маргариту, да какая разница как ее зовут? Ведь по ее милости я оказалась тут. На паре она так взъелась на меня, закидывала обилием вопросов, даже по теме, которую мы еще не изучали. Как итог, задала мне подготовить конспект, хотя во время лекций по логике у нас нет домашки, но Мочалову это не останавливает.