– Я вас буду ненавидеть всю жизнь! – настаивала Галя на своём, но тут же оговорилась: – Если исчезнете теперь навсегда.

Шишликов не стал её поправлять. Такой ответ его устраивал. Так было правильней, и он не ослышался.

– Уезжайте! – из последних сил попросила Вика.

Битва подошла к концу. Сёстры, взмыленные и вымотанные, стояли к нему вполоборота. На висках у румяной Вики взмокли волосы. На конце улицы виднелся угол музыкальной школы. Обессилевшая Галя уставилась на саквояж Шишликова и попыталась пошутить:

– И забирайте ваших кошечек, собачек.

Он заулыбался её узнаваемому чувству юмора, её непосредственности:

– Я теперь только в феврале приеду. Книгу привезу. До этого не побеспокою.

Сёстры отвернулись и осторожно двинулись в направлении школы. Он долго смотрел им в след.

– До свиданья, Галя.

Сколько ни объяснял себе Шишликов свои отношения с давно уехавшей девушкой, они никак никуда не укладывались и существенно меняли весь уклад его жизни. На протяжении девяти месяцев он ошарашивал Галю своими приездами и ни на каплю не восстановил её доверие. Если Галю нужно оставить в покое, то он вспомнил однажды услышанную историю об австралийских мухах. Рассказала её уже упомянутая Эллен, которой он посвятил притчу об Оне и которая полгода путешествовала по Австралии. В одной из центральных прерий её с ног до головы облепили мухи. Она тщетно отмахивалась от назойливых насекомых и пришла уже в отчаяние, когда местные жители предложили ей смириться с происходящим. Ей ничего не оставалось, как сдаться обстоятельствам и опустить руки. Через несколько минут мухи, слизав с открытых участков тела ороговевший слой старой кожи, оставили Эллен в покое. Девушка словно побывала у косметолога и была приятно удивлена результатом. Так вот и Гале – казалось ему – стоило смириться и подпустить его ближе. Он, конечно, не муха, но отпустить её будет легче, когда она сама перестанет сопротивляться. А теперь он именно как муха бился о стекло в попытках найти открытую форточку в её доме. Ведь и раньше после многочисленных неудачных попыток он находил выход. И выход всегда оказывался простым и гениальным. Почти как у Пушкина:

На пути к Гале – чудные парадоксальные открытия!

Через два дня в почтовом ящике он обнаружил заказное письмо. Жёлтый чиновничий конверт не сулил ничего приятного. Хотелось разобраться и поскорей покончить с этим, поэтому, не успев разуться, он прямо в прихожей вскрыл его.

На титульной странице красовалось жирное имя отправителя: «Семейный суд города Койска». Ниже стояли рядом её и его фамилии. Разделяло обе фамилии слово «против». Шишликов невольно улыбнулся очередному парадоксу: «Мы пара! Даже семейный суд это признаёт!» Дальше шло длинное-предлинное письмо адвоката, обращающегося от Галиного имени к суду.

Шишликов отказывался верить, что она на него жаловалась. Это сделала её сестра, но никак не она. То есть Вика, а возможно, и отец вынудили её обратиться в суд, и Галя поддалась их давлению. Это недоразумение, которое он обязательно объяснит суду. Галя тут ни при чём. Шишликов напишет опровержение. Опровержение не Гали, а неправды и неточностей, которые она по невнимательности своей допустила.

Надо же: он обещал приехать в феврале, а семейный суд готов запретить Шишликову всякие контакты с Галей именно до восьмого февраля. В чём смысл запрета, если он и так в ближайшие полгода не собирался появляться в её жизни?

Вместе с тем во всём происходящем чувствовалось какое-то чудо: всё складывалось один к одному. Всё запланированное текло как по маслу и укладывалось в сроки. Даже не зависящие от Шишликова решения принимались вовремя и кстати. Даже хорошо, что суд! Хорошо, что запрет! Пускай! Шишликов будет заниматься книгой.