– Ага, нашла дурочку, так я и поверила тебе, – покивала головой бескомпромиссная Надя.

– Ох, никчемный разговор, доча. Трудно тебе это все понять. Жизнь… она такая бескрылая, тяжкая. – Мама всхлипнула. – Знаешь, какой я была, когда замуж выходила?! Звезда голливудская, а не девка. Ты в меня такая красотуля. А порода? Так и прет из нас порода! Посмотри на свои щиколотки, профиль, плечи. А глаза?! А стать княжеская?!

– Мам, ну что ты ерунду городишь? – смутилась Надя.

– Нет, доча. Другая нам судьба была уготована, не кухарская.

– Мамуль, ты не кухарка. Ты – шеф-повар. В Европе богатейшим и уважаемым человеком была бы.

– Так мы не в Европе, в совке, – вздохнула Галина Викторовна.

Надюша прильнула к ней. Как она любила свою неунывающую красавицу маму! Почему она была так несчастна?

– Тоска, Надь. Тоска, – последний раз всхлипнула мама, утерла глаза и как ни в чем не бывало улыбнулась своей победоносной улыбкой. – А мы ее, тоску-собаку, по хребту! И все у нас пойдет как прежде, спокойно и тихо. Ты вот у нас адвокатом станешь. Да-а, только адвокатом. Документики в папочках, стильная стрижечка, каблуки, умные разговоры. И денежки. И муж-прокурор. Вот так вот!

Галина Викторовна вышагивала по кухне в пижаме, выпятив грудь и втянув живот. Ее медовые глаза горели привычным куражом. Такие же светло-карие глаза с желтыми крапинками были и у Нади.

– Мам, ты лучше всех на свете! – в восхищении смотрела дочка на мать.

– Вот выведу ребенка в люди и буду вообще самой счастливой. Нам бы только папу задобрить. Ты уж, Надь, скажи ему, что я его люблю так сильно, как… как все тургеневские девушки скопом! Ну, что-то в этом роде, романтичное скажи.

– Втягивать детей в разборки родителей непедагогично, – заартачилась Надя.

– А кто тут у нас дети? Те, кто в школу не встанет? Все, Надин, топай в кровать.

Мама поцеловала Надю в макушку и в нос.

Но как ни старалась Надя, как ни ластилась и ни ублажала Галина Викторовна мужа, настоящего примирения между ними так и не произошло. В папе будто что-то сломалось, умерло. Он все больше замыкался в себе, приходил домой поздно, жаловался на слабость. Вскоре ему поставили диагноз: рак, последняя стадия. Галина Викторовна не отходила от мужа. Спала рядом с ним на тахтушке, чтобы в любую минуту коснуться его руки, лица. Колола обезболивающие. Продала бабушкино антикварное пианино – неприкосновенную реликвию: нужны были деньги на врачей и редкое лекарство. Все оказалось тщетно.

После смерти Николая Андреевича Галька-праздник сильно изменилась. Пышнотелая хохотушка превратилась в сухощавую, с загадочным взглядом женщину. Буйные кудри в стиле «я упала с самосвала…» уступили строгому каре, пестрые балахоны – элегантным костюмам. Смена имиджа еще больше стала привлекать к ней мужчин. Совсем иного, высокого полета. Надя ждала, что ее молодая и прекрасная мама найдет еще свое счастье – вот-вот выйдет замуж. Но нет, не сложилось…

«Моя дочь Надечка идет на красный диплом. Юрфак МГУ. Не фунт изюма, как вы понимаете. В дочери – вся моя жизнь», – сообщала очередному платоническому воздыхателю Галина Викторовна. Ухажеры делали подобающие моменту пафосные мины и незаметно исчезали из ее жизни, что, впрочем, нимало не печалило княжну-повариху.

Она затеяла цветочный бизнес, который поначалу складывался прекрасно, но в одночасье рухнул. И Галина Викторовна, ни минуты не сожалея о потерях, тут же устроилась преподавателем кулинарного мастерства в колледж. Деньги это давало смешные, зато в семье воцарился покой. Студенты Кольцову обожали. Ведь она сохраняла жизнелюбие, неунывающий характер и искреннюю любовь к людям.