– Хорошо. Иди. Верю, – сухо сказал я Нине, всё ещё не определившись с выводами.

Кто говорит правду? Кто врёт?

Появилось пугающее чувство, будто меня засасывает в неведомую трясину. Ещё вчера я чувствовал себя во всём правым. А теперь везде виноват.

Вышел из редакции. Захотелось пройтись, успокоиться.

И до этого голова полнилась только чёрными мыслями, а тут мысли стали ещё чернее.

«Уехать бы куда-нибудь, – с тоской подумал я, чувствуя себя так, будто вокруг меня расставляют невидимые капканы. – И не видеть ни Лены, ни Нины. Вообще никого».

Даже с тобой в это время говорить не хотелось.

Настроение на весь день было испорчено. Мне подумалось, что если бы Лена сейчас предложила развестись, то я бы сразу согласился.

Вечером после работы я сразу же заперся у себя в кабинете. Спустя полчаса Лена ткнулась ко мне. Опустилась и поднялась золотистая ручка и дёрнулась зажатая замком дверь. Я хотел сделать вид, что сплю и ничего не слышу, но потом вышел к ней в спальню. Лена попросила прикрыть дверь, потому что в прихожей возле зеркала крутилась дочь, и сказала:

– Я хочу извиниться за всё, что тебе наговорила за последнюю неделю.

– За что именно?

– Ну, за всё…

Лена подошла ко мне, обняла и сказала:

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – ответил я и тоже обнял её.

– Я поеду в редакцию. Я буду дежурить.

– Хорошо.

Я гладил Лену по спине, но ничего не чувствовал.

Утром я зашёл на кухню с готовым решением.

Лена стояла возле плиты и возилась с кастрюлями. События последних дней подействовали на неё не лучшим образом. Лена выглядела растерянной. Вспомнив, как она все эти дни испытывала меня на прочность, мной на мгновение овладело торжество, но я тут же его подавил, уловив в глазах Лены безысходность. Хотел сразу же сказать о своём намерении, но испуг, застывший на лице жены, и тёмные круги под глазами остановили меня.

Захотелось её ободрить.

Мы поздоровались, обменялись несколькими незначительными фразами, а когда Лена пошла к холодильнику, я встал у неё на пути и попытался обнять. Лена упёрлась в меня руками, но не очень решительно.

– Не надо. Будем друзьями.

– Я тебя люблю, – сказал я.

– Ты любишь другую женщину…

Я промолчал. Это тоже было правдой.

– Я… тебя… люблю, – мягко, твёрдо, с расстановкой повторил я.

– Так не бывает, – возразила Лена.

Я хотел сказать, что бывает, вот видишь… Но только вздохнул.

Повисла напряжённая пауза.

Эта двусмысленная ситуация в семье измучила меня. Всё, что раньше было понятно, объяснимо и предсказуемо превратилось в сплошной знак вопроса. На меня давило угнетённое состояние Лены, давила собственная растерянность и чувство вины, которое поневоле возникало при виде страдальческого выражения лица Лены. А тут ещё Нина…

Это мешало мне думать о тебе. Мешало любить тебя. Мешало радоваться.

А радоваться очень хотелось.

Наверное, в этом не следовало бы признаваться, но я чувствовал, как последнее время во мне растёт ожесточение против всего, что разделяет меня с тобой. Растёт ожесточение против Лены.

Мысли который день бегали по кругу, всё больше соскальзывая во внутренние диалоги, где я, кажется, уже не столько пытался что-то объяснить Лене, сколько оправдаться.

А в чём мне оправдываться?

Вчера я понял, что если дальше так дело пойдёт, то я Лену просто возненавижу. Нет, так продолжаться не может.

Мы постояли немного, Лена села на диван.

– Я хочу поехать в Киев, – произнёс я.

– Зачем?

– Я хочу побыть один.

– Хочешь быть ближе к ней?

Лена сидела грустная.

«Ну, зачем, зачем ты забралась в мой компьютер!» – хотелось воскликнуть.

Но сказал другое:

– Я люблю тебя.

Сел рядом, прижал её голову к себе и поцеловал.