Через два дня он вновь, без всяких уговоров, сам отправился в театр. Сидел, смотрел на эту летающую непоседу и молчал. Даже не хлопал. После представления, ворвался к ней в уборную, растолкав всех поклонников. Развернул большой свёрток и накинул ей на плечи соболиную шубу. Она закружилась в ней перед зеркалом, предварительно сбросив с себя весь свой «скромный наряд». Потом подбежала к Ивану Сергеевичу, обняла, поцеловала, он взял её на руки и вынес из театра. Подозвав ямщика, закричал: «Гони-ка к Яру!». Всю ночь они сидели в ресторане. Она, не снимая шубу, зябко куталась в неё, он – всё в той же фрачной паре.

И полетели дни крутыми разбегами. Но вот она уезжает, он мчится к ней проводить и застаёт её в объятиях Тимофея. Иван Сергеевич, ни слова не говоря, повернул назад, расплатился с хозяином гостиницы, сел в поезд и там, в отдельном купе, пробовал застрелиться. Промахнулся. Его сняли с поезда, вызвали партнёров по работе, сопроводили в Петербург. Несколько дней был под неусыпным надзором друзей. Пришёл в себя, сходил в церковь, исповедался, причастился. Но красавицу Лолиту забыть не мог. Принялся вновь за дела и работу, и уже на женщин смотреть без накипи сердечной не мог.

Прошло полгода. И вновь та же история, с тем же размахом и повторением. Она вновь давала концерты в России, в Москве. По делам фирмы и он оказался там. Случайно увидел афишу с её выступлениями. Его ноги сами собой, не спрашивая его разрешения, понесли к ней. Вновь: «Ямщик, гони-ка к Яру!». Но теперь она требовала не только мехов, но и дорогих украшений. Вернее, она ничего не требовала. Он сам боялся её потерять и делал немыслимые глупости, разоряя себя.

Друзья забеспокоились. Связь затянулась, стала принимать серьёзный оборот. Надо было срочно что-то предпринимать. Московский друг Фёдор Николаевич поехал к его матери, Наталье, всё объяснил и попросил молиться за Ивана Сергеевича.

Наталья заспешила в храм, в монастырь, всех умоляя молиться за сына. Случилось чудо. Он прозрел, успокоился и отошёл от своей сирены. Больше в театры не ходил, работал, восстанавливая потревоженный капитал. Всё вошло в свою колею. Мать и друзья захотели его женить, но он, ни в какую. Упёрся. Не хочу, мол, и всё. Женщин он уже просто боялся. Если жена ещё попадётся вроде этой Лолиты, он понимал, пропадёт. Чтобы не беспокоить, его оставили в покое. Иван Сергеевич побледнел, похудел, стал плохо спать. Доктора посоветовали ему отдохнуть. Поехать на воды или пожить в имении, у кого нибудь из друзей. Он решил ехать в поместье к старинному, приятелю Фёдору Николаевичу. Тот жил в Москве в своём доме, но летом уезжал в имение под Можайском. К нему и направился утомившийся Иван Сергеевич.

Там они вместе с ним ходили на охоту, рыбалку, читали книги, от скуки ставили театральные представления с крестьянской детворой. Но вот как-то раз к ним забрели соседские помещики с детьми и жёнами. Прослышав о праздничных буднях, приключавшихся в поместье Фёдора Николаевича, им тоже хотелось развлечься, повеселиться со всеми. И, в то же время, узнав про богатого жениха, гостившего там, мечталось хорошо пристроить своих дочерей. Начались весёлые представления, катания на лодках по тихой речушке, игра в гольф, горелки, прятки, фанты.

Пожилые сидели за столами, перебрасываясь в картишки, молодые носились, резвились, шутили, веселились допоздна, ставили представления. Сначала Иван Сергеевич отсиживался вместе с солидными представителями дворянства за ломберным столом. Вскоре напарники стали над ним подсмеиваться:

– Иван Сергеевич, мы-то хоть дряхлые, полные, неповоротливые, нам не до горелок. Ну, а Вы-то, человек молодой, холостой, никто сзади не стоит, не стережёт, не окорачивает, что Вам-то сидеть с нами? Побегайте, порезвитесь, разомните косточки!