Она оглянулась и была поражена количеством желающих смотреть драму – во всяком случае, все находившиеся в нижнем ярусе туристы были в наушниках. Одни сосредоточились на мониторе, висевшем прямо напротив Веры, другие, сидящие против хода, – на расположенном у гардероба. Экраны были небольшие, но замелькавшая картинка отвлекала. Кринолины, парики, кареты – нет, все это скучно. Вера попыталась вглядеться в набегающий пейзаж. Он тоже не радовал. Дорога петляла в лесах. Тогда краем глаза она стала наблюдать за мужем и двумя соседками. Никита казался равнодушным, он жевал плюшку и попивал маленькими глотками кофе. Лина, в очках и все равно прищурившись, смотрела словно на пустую стену – ни тени эмоций не пробегало по ее лицу.

«Какая же она все-таки мышка, – как бы подтверждая свое недавнее рассуждение, подумала Вера. – Хоть бы губы накрасила. Волосы собрала в пучок, думает, это красиво. Замоталась в свой дурацкий свитер. Сама, небось, вязала. Хотя достаточно ровно, наверно, все-таки машина. Нет – этот смешной хомут на шее, который она напяливает на улице вместо шапки, такой же по ниткам и узору. Сама. Долгими зимними вечерами, должно быть. И цвет никакой. Не белый, не серый. В общем, под стать ее стати. Ха-ха, каламбурчик получился. Подружка не лучше. Конечно, она более яркая. И одета модно. Но простовата. Или прикидывается? Жаль, не вижу, как она на Никиту смотрит. Но заигрывает точно. Незамужняя, без детей. Надо бы ее из виду-то не выпускать. Хотя… Как мама говорила? Не по печке заслонка. Никита разборчив. На любую не западет. Мы это уже проходили. Одинокие его не интересуют. Хлопот много. Не отвяжешься. С другой стороны, он не глуп и находчив. Однако не до такой степени, чтобы на глазах изменять… И брак для него – не пустой звук… Но отчего же она меня так раздражает?»

Из автобуса пришлось выгрузиться. Его загнали в чрево огромного парома. Туристам предложили на полчаса расположиться в кафе и на палубах. Надежда отметила, что люди предпочли сесть за столики. Они обсуждали только что просмотренный фильм. Ей тоже хотелось обменяться впечатлением, но Лина еще в автобусе идею не приняла. Сказала, импрессия должна устаканиться. Поэтому Надежда обрадовалась, когда Ловииса пригласила составить ей компанию в кафетерии верхней палубы.

– Лина, ты уже готова говорить о картине? – подруга поднималась по узкому трапу чуть впереди. – Твое мнение уже созрело?

– Если ты имеешь в виду впечатление от фильма, то можно.

– Отлично. Поболтаем.

– Болтать легко, когда нет планов говорить о чувствах.

– Что-то я тебя не узнаю, – выбирая столик с видом на море, кинула Надежда.

– Если ты о кофе, то сейчас обеспечу. Как всегда.

И Лина отправилась к стойке бара. Подошла Ловииса.

– Мне даже неудобно, что Лина постоянно за нами ухаживает.

– Это для нее нормальное состояние. Не переживайте. Без заботы о других она и вовсе уснет. Ваш фильм на нее сильно подействовал.

– На меня тоже, если честно.

– Расскажите что-нибудь о замке. Я его уже вижу, – Надежда прищурила взгляд в остекление носовой части парома. – Или мне кажется?

– Не кажется. В этом месте пролив сужается до «бутылочного горлышка». Нам предстоит пройти лишь пять километров. И мы уже на датской территории. Еще минут десять – и мы у цели, в замке. Там, кстати, придется разделиться. Времени не так много, поэтому до закрытия все посмотреть не успеем. Кто-то осмотрит замок, а кого-то казематы, может, заинтересуют.

– Казематы? Это же страшно.

– Нисколько. Вы же детям читаете Андерсена и не боитесь. Вот и тут сказка. Скажу по секрету, – Ловииса, как на сопровождении детских групп, загадочно понизила голос, – сидит там Хольгер Данске. Великан, который во сне видит все, что делается в Дании. Это ее защитник. Вдруг что – он выйдет из подземелья да как ударит противника мечом.