Ты и сам порядком обессилел к тому моменту, когда лежал в постели, обняв приникшую к твоей груди девушку, смотрел в брезжившее предутренней мутно-голубоватой дымкой окно и курил свою последнюю – перед сном – сигарету.

Ты курил, испытывая удовольствие от этой усталости, и ни о чём не думал, лишь поглаживал ладонями мягкие, густые, источавшие тонкий аромат духов волосы Нины. А она, неподвижно касаясь твоей груди влажными губами, молчала, и было непонятно, спит она или нет.

После той ночи вы стали встречаться чаще – по вечерам, лекции не в счёт. И хотя ты по старой памяти захаживал то к одной, то к другой своей прежней подруге, вопрос о том, что у вас с Ниной получится дальше, неизменно возвращался к тебе. Подспудно ты ожидал финала ваших «лёгких» отношений, перехода их на новую ступень – и одновременно оттягивал наступление полной ясности… Куда спешить, если ещё вся жизнь впереди?

Словом, о женитьбе ты тогда ещё всерьёз не задумывался. Решение созрело в армии. Нина ведь ждала тебя. Уже полгода. И если она дождётся…

Если, конечно, дождётся. Что предполагало оставаться под вопросом до самого дембеля… Она – красивая девчонка. Столько разных мужиков бегало за ней – ей ли теперь гербарий из себя устраивать. Не исключено, что не растеряется, найдёт себе кого-нибудь.

«Ладно, поживём-увидим», – беззвучно прошептал ты и аккуратно, стараясь не помять, спрятал фотографию в карман. Застегнул шинель. Поднял с земли свой «АКС», поудобнее приладил его на плече. Передвинул подсумок из-за спины, вернув его в прежнее положение сбоку, под рукой. И медленно двинулся вдоль ограждавшего пост двойного ряда спирали Бруно. Достав спрятанную в подсумке – между рожками с патронами – сигарету, с наслаждением закурил. На посту это строго запрещалось, но дорога отсюда просматривалась хорошо, и ты не сомневался, что проверяющий не сумеет застать тебя врасплох.

Небо над головой было чистым и густо-звёздным. Его необъятность ощущалась почти физически. Словно оно готовилось растворить в себе вышагивавшую по периметру поста крохотную человеческую фигурку и уже сделало первую – осторожную – попытку приближения к ней… Сорвавшись с невидимой крепи, ринулась вниз звезда. Следом за ней упала вторая. Потом – третья…

Это был метеорный дождь. Множеством ярких росчерков осыпался он на землю, и ты стоял, зачарованный величественным зрелищем. Огненные небесные частицы сгорали быстро, однако траектории их падения отпечатывались у тебя на сетчатке, тлели в памяти, и от этого казалось, что движение каждого сгоревшего метеора продолжалось – пусть недолго, но продолжалось – после его смерти. Время словно замедлилось, чуточку приблизив тебя к вечности. Ты впервые видел настоящий звездопад и не мог избавиться от ощущения удивительной свободы и… неправдоподобности происходящего.

Красота этой ночи переполняла всё твоё существо.

Наверное, поэтому ты и не заметил, как из-за далёкого поворота вырулила караульная машина. Лишь когда свет фар упёрся в тебя, ослепив на короткое время, ты поспешно бросил окурок в чахлую траву и придавил его сапогом.

Разводящий Ковальчук спрыгнул с борта крытого брезентом ЗИЛа, грохнув прикладом о доски кузова.

– Стой, кто идёт? – по-уставному окликнул ты его.

Но устав писан не для старослужащих, и Ковальчук ограничился лениво-пренебрежительным:

– Свои, не видишь, что ли.

А подойдя поближе, добавил:

– Так, говоришь, службу понял, салабон?

Ясное дело, сотрясение его голосовых связок было чисто риторическим и не подразумевало никакого ответа. Но это не предвещало ничего хорошего.

– Куришь на посту, да? – сощурившись, поинтересовался Ковальчук.