– Я ещё не ужинал, – сказал ты.

Осипов, за свою оттопыренную нижнюю губу получивший кличку Сандаль, насмешливо ощерился:

– Значит, ты пойдёшь себе брюхо набивать, а «дедушка» останется здесь? Дедушка будет работать? Смеёшься, да?

Ты пожал плечами.

Урод губастый. И откуда только берутся такие.

– Давай-давай, – хлопнул тебя по плечу Осипов. – Дело-то плёвое. Быстро управишься и пойдёшь ужинать.

Спорить было бесполезно. Не станет Сандаль работать, даже если ему из-за этого придётся оставить голодной всю роту.

Вода в ведре была рыжей от ржавчины. Макнув в неё, а затем слегка выжав тряпку, ты принялся мыть пол…

Порой мимо проходил кто-нибудь из «дедов», невозмутимо оставляя после себя следы грязных сапог. Приходилось возвращаться и снова вытирать за ними.

Через несколько минут в коридор выглянул начкар – лейтенант Антонов.

– Молодых заставляешь? – грозно спросил он Осипова, поправляя на руке красную повязку с надписью «Начальник караула».

– Нет, они просто помогают, – ответил Сандаль и легонько пнул ногой орудовавшего веником Мусаева:

– Скажи, татарин, чего молчишь!

– Да-да, – переполошился забитый Мусаев. – Ми немнога памагаля!

– Ладно, – буркнул лейтенант и удовлетворённо осмотрел уже почти убранный коридор. – Гляди, чтобы мне жалоб от личного состава не было.

– Товарищ лейтенант, какие могут быть жалобы? – бодро заявил Сандаль. – У нас в роте стукачей нет!

– Надеюсь, – сказал начкар и перед тем как исчезнуть, указал тебе носком сапога на стену:

– Вот здесь пятно, ототри.

– Ототрём, – выразил готовность Сандаль.

…Через несколько минут всё было закончено. Однако этого времени оказалось достаточно для того чтобы в столовой голодный молодняк расправился с теми скудными крохами, которые были оставлены для сменившихся с постов бойцов. Тебе ничего не досталось, опоздал.

Зато после ужина началась уборка пищеблока, о чём тебя радостно известил сержант Зеленский. Он отслужил год, а значит, был «черпаком» и имел право командовать салагами. «Молодых» в его смене было много, и работа двигалась споро.

Вы отскребали корявые самодельные столы, сколоченные из неоструганных досок, мыли посуду, драили полы. Зеленский расхаживал взад-вперёд, деловито покрикивая:

– Шуршите веселее, караси! Труд помог обезьяне превратиться в человека! А карасям со временем поможет превратиться в настоящих «черпаков»! А потом – в «дедушек»! А потом – в дембелей! Так что шуршите, шуршите!

Приблизившись к тебе, он сделал удивлённое лицо:

– Что такой кислый? Не нравится? Ничего, я тоже в своё время вкалывал почище тебя. И фофанов получил – знаешь, сколько? До сих пор башка трещит, ха-ха-ха!

Мудак.

Трудно сразу привыкнуть к чему-то подобному. Однако все привыкают. Иного выхода нет.

Чёрт возьми, лучше не думать об этом.

О как хорошо было бы научиться вообще ни о чём не думать!

***

Когда уборка была закончена, ты вышел в курилку. Она представляла собой вырытую в земле яму для окурков и четыре брошенных вокруг неё бревна – вместо скамеек. Над этим нехитрым сооружением была натянута маскировочная сеть.

Сигареты подходили к концу. Ты достал одну из смятой пачки, пересчитал оставшиеся – их было четыре (да ещё, ты вспомнил, одна, спрятанная в подсумке, чтобы покурить на посту)… Насчёт курева – тут не повезло с местом дислокации. У ребят, которые стоят в Грозном или в крупных аулах, с этим проблем нет: за пачку патронов в любом коммерческом ларьке можно выменять бутылку водки плюс пачку «Мальборо», а за гранату – пачку «Мальборо» и две бутылки водки.

В курилке было полно народа. Ты пристроился на краешек бревна и, достав из кармана спичечный коробок, зябко запахнулся в шинель.