– Мы были там?

– Нет, я не собиралась даже приближаться к дому, пока он не уедет из города. Мы жили неподалеку у моей школьной подруги. Мама, конечно, добилась, чтобы Фрэнка арестовали за незаконное вторжение и обыск дома сверху донизу. Она ужасно злилась на него. Из-за его настойчивости мы не могли вернуться домой. Она заставила его посидеть неделю в тюрьме и только потом по моей просьбе отозвала обвинение. Но это возымело действие. Он наконец сдался и вернулся в Монтану.

– Возможно, он не развелся с тобой, потому что не оставлял надежды на твое возвращение, – заметила Тиффани.

– О, не сомневаюсь. Что бы я ни сказала, как бы ни относилась к этой идее, он продолжает думать, что в один прекрасный день я вернусь.

– А ты вернешься?

Роуз опустила глаза.

– Нет.

– Тебе не кажется, что твое нежелание получить развод дает ему напрасную надежду? Наверняка после стольких лет он не будет противиться?

– Не знаю. Он сказал, что сойдет в могилу женатым на мне. Он так упрям, что это вполне возможно. Но, повторяю, у меня никогда не возникало желания испытать его решимость.

– Вы переписываетесь, – заметила Тиффани. – Почему бы тебе просто не спросить его?

Роуз криво улыбнулась.

– Мы не касаемся «нас» в этих письмах, Тифф. Только первое время, по крайней мере с его стороны. Вначале он сердился, что я уехала, ничего не сказав, потом переживал, что отказываюсь вернуться, затем снова сердился. Наконец до него дошло, что я буду писать только о детях и ни о чем больше. Один раз, когда он написал о нашем браке, я не отвечала ему целый год. Когда же наконец написала, то предупредила, что впредь его письма будешь читать ты, и он ограничился нейтральными темами.

Все письма, которые Тиффани прочитала, были написаны в дружеском тоне. Некоторые даже были забавными, доказывая, что ее отец обладает чувством юмора. Но все, что он писал, касалось ранчо, ее братьев, общих знакомых в Монтане, которых она не знала и которых, возможно, встретит, если отправится туда. Он никогда не обращался непосредственно к Тиффани, ограничиваясь просьбой передать ей его слова любви. Она читала и письма Роуз к мужу, и та всегда спрашивала, не хочет ли дочка что-нибудь добавить к письму. И Тиффани добавляла. Она рассказывала отцу, как училась кататься на коньках со своей лучшей подругой Марджори и как весело было, когда она падала на лед. О том, как она расстроилась, случайно разбив нос Дэвиду, соседскому мальчику, но он простил ее, и они остались друзьями. О котенке, которого нашла и потеряла, и они с Роуз искали его несколько недель. Она многим делилась в этих письмах, пока не начала испытывать обиду оттого, что отец ни разу не удосужился навестить ее.

Эта обида все росла, особенно когда ее братья приезжали к ним в гости – одни. Обычно Тиффани стояла у двери, глядя, как они вылезают из кареты, в ожидании, когда покажется отец. Но он не появлялся, и карета отбывала. Пустая. Когда это случилось в третий раз, Тиффани замкнулась, и при мысли о Франклине Уоррене она ощущала только пустоту.

Она больше не стояла на пороге с надеждой в душе и слезами на глазах. Она перестала читать письма Фрэнка и делать приписки к письмам Роуз. В то время ей было лет девять-десять, Тиффани точно не помнила. После этого она только притворялась, будто читает его письма, чтобы мать не догадалась, как болезненно она воспринимает пренебрежение отца. Это был единственный способ защититься от чего-то, что так сильно ранило. Она постаралась в своем сознании задвинуть Фрэнка подальше, словно его не существует – пока не получила письмо от одного из братьев, где упоминался отец и откуда следовало, как сильно мальчики его любят. Когда она дочитала письмо до конца, по ее лицу ручьем катились слезы.