– Всего лишь то, что думаю.

– Одри не смейте говорить этого!

– Если Вы знаменитый миллионер Роберто Барберри – это вовсе не означает, что Вы можете диктовать мне свои правила жизни.

– Оставьте Одри в покое.

– И как, по-Вашему, я могу это сделать? Мы вместе работаем. Она безумно влюблена в актерский талант Шах Рукх Кхана, и я обещал ее с ним познакомить. У них все сложится: она ему понравится, и будет писать для него сценарии.

– Профессор Ной знает об этом?

– Он такой скучный. Что она в нем нашла? Если ревность и порядочность – так у меня все это есть, я еще и интересный.

– И наглость присутствует. Странно, но Вы совсем не похожи на своих родителей.

– Да я вообще от соседа. Так мама шутит. Ну, я надеюсь, что шутит.

– Если Вы будете продолжать приставать к Одри – у нее тоже появится внебрачный ребенок от соседа.

– Я не люблю детей. Мне нравится только Рухсар. Просто она дочь моей любимой женщины. Если у Одри появятся еще дети, я буду их всех любить. Кстати, Одри часто оставляет дочь со мной. Говорит, что я прекрасный отец.

– Ну, и нахальны же Вы!

– Знаю: Ваш зять отдыхает по сравнению со мной. Зато Эпаф хорош в постели, а профессор Ной что? Пустой предмет мебели. Лучше бы не мужа завела, а шкаф купила.

– Жаль, что я уже староват…

– Чтобы мне шею намылить? Вы считаете, я могу пригласить их обоих – Одри и ее профессора – в гости? У меня большая квартира и недавно я встретил хорошую в общем понимании девушку.

– И при этом пристаете к моей внучке?

– Я, видимо, равнодушен к хорошим девушкам. Мне нравятся только чужие жены. Серьезно: мы можем дружить семьями. Посмотрите, я с Вами вежлив – более того, я у Вас разрешения спрашиваю.

– Пригласите, если Вам хочется.

– А Вы меня не осудите?

– Вас профессор Ной осудит… но потом, когда Вы как следует нарветесь.

– Знаете, что я думаю о Вас?

– Не имею понятия.

– Вам не дашь 74 лет. Максимум 50. Это не лесть – Вы действительно сильный человек.

– Спасибо. Жена меня любит. Больше мне ничего не нужно. А еще я хочу, чтобы моя дочь и мои внуки были счастливы.

– Одри счастлива. У нее есть ее профессор. Она в нем души не чает. Тоже мне, антиквариат!

– Простите?

– Он стар для нее. Алфавит вызубрил, выучил пару не очень хороших стихов о любви на греческом и стал мне их в лицо тыкать. Тогда я просто испугался натиска, а сейчас… я хочу и могу положить мир к ее ногам. Я главный редактор издательства. Если я решу – оно будет принадлежать Одри. Собственно говоря, я уже это решил.

– Я бы не советовал ей соглашаться. Любые подарки имеют цену.

– Верно: я хочу ее сердце и душу.

Роберто устал переубеждать упрямого молодого человека, и отошел к гостям. Гости не скучали в одиночестве. Сет тоже подошел к ним, но встал позади от Одри, порядком раздражая профессора Ноя своим присутствием и ровным дыханием в затылок его жене. Одри что-то отвечала маме и отцу. Потом сказала, смеясь:

– Есть знаменитое на все времена и любимое всеми юристами выражение: «Все, что вы скажете, может быть использовано против Вас». Я, знакомясь с новыми людьми как писатель, говорю иначе: «Все, что Вы скажете или сделаете, может быть использовано мной в романах».

Гости понимающе переглянулись и засмеялись. Сет стоял рядом и красиво улыбался.

«У них явно есть что обсудить. Меня, например. Почему нет? С красивым поклонником и мужу можно косточки перемыть».

Профессор сослался на занятость и увез жену домой, вежливо забирая ее у Сета, почти готового обнять ее если не руками, то взглядом, что тоже как-то обижало.

И Одри действительно черпала вдохновение везде, где только было возможно, и позволяла совесть. Сначала она качественно обрабатывала полученную информацию – не хотела, чтобы кто-то из посторонних догадался, что в ее произведениях много личного и дорогого ей, – а потом пускала в дело. У настоящих писателей и поэтов так голова работает: каждую минуту перерабатывает увиденное и услышанное и думает, можно ли это как-то использовать. В этом нет ничего плохого – просто творческий подход к любимому делу. Одри с каждым днем все больше погружалась в отдельный, свой, неизведанный мир букв, слов, строк и чувств. И профессор Ной ясно понимал, что в этот мир имеет доступ только Сет, ее главный редактор. Одри уже работала мысленно практически везде: в ванной, когда мылась, в машине, когда ездила в издательство или университет, дома, на семейных обедах, в присутствии родных и близких… Она вела записную книжку формата А4, где записывала идеи и черновики стихотворений, возникавших ранее только по ночам (если она их не записывала, то к утру забывала и это было обидно), а ныне везде и всюду. В течение освобождавшегося от многочисленных трудов времени она дорабатывала черновики и немедленно добавляла для макета новой книги.