Захожу в переписку, заношу палец, собираясь набить сообщение, но торможу себя. Увеличиваю фотку старой «подруги». До смешного – я крайне последователен в выборе женщин. Один и тот же типаж, что три года назад, что три дня. Настя – копия Марты на минималках. Но, вынужден признать, уступающая оригиналу копия.

Сворачиваю приложение мессенджера.

В пекло!

Телефон в моей руке оживает входящим. От имени абонента из моего рта вырывается мученический стон.

Матушка. Да, класс, очень вовремя, ма.

На доли секунды допускаю малейшую возможность не взять трубку. Но тут же отметаю эту идею. Знаю родительницу – просто так она не отстанет. С нее станется, соберется и приедет на другой конец города посреди ночи. Нет уж, спасибо.

Приходится ответить на звонок бодрым:

– Кхм, мам?

– Сенечка, сынок, что-то ты долго не брал трубку. У тебя все хорошо?

– И тебе привет. Да, у меня все хорошо. Был немного… э, занят.

– Чем ты был занят в десятом часу ночи? У тебя же завтра игра, разве твой режим не предполагает ранний отбой?

Я вздыхаю, растирая переносицу. Я люблю свою мать. Правда. Но иногда ее заботы бывает слишком много. Временами кажется, будто она до сих пор не смирилась с тем фактом, что ее Сенечке уже давно не пятнадцать и он взрослый самостоятельный мужик, которому не надо напоминать почистить перед сном зубы и завести будильник.

– Не настолько ранний, мам. Но спасибо за беспокойство.

– Я всегда о тебе думаю, ты же знаешь это?

– Разумеется. Как твои дела, как папа?

– У нас все хорошо. Вот на следующих выходных поедем на дачу к Мироновым. Помнишь тетю Вику и дядю Женю? Они купили себе дом в Подмосковье, представляешь? Ну, как купили? Им дочь подарила. Ну, Ликуся, ты, наверное, ее помнишь? Красивая такая, статная, фигуристая, хорошая девочка. С годами только краше стала! У нее, кстати, свой фитнес-центр в столице. И…

Ну вы поняли, да? На-ча-лось. Доставайте попкорн и занимайте места в первом ряду. Шоу «Давай поженимся», выпуск сто первый. Интересно, у матери когда-нибудь вообще переведутся «дочери подруг»? Когда уже, блин, их всех повыдают замуж, чтобы для меня не осталось ни одной «статной и фигуристой» кандидатки с собственным бизнесом. Твою бабушку!

– Мам, заканчивай, я знаю, к чему ты ведешь, – обрубаю дальнейшее матушкино воркование.

– Сенечка, родной, но что в этом плохого? – слышу возмущенный визг. – В конце концов, мне не пятьдесят уже. Чай, не девочка! Я внуков перед смертью еще понянчить хочу. А сам ты с этим делом совсем не торопишься.

– И именно поэтому надо срочно под меня подложить какую-нибудь хорошую дочку хорошей подруги? Прости, но в быки-осеменители я точно не записывался. Давай не будем снова мусолить эту тему. У меня хоккей…

– А у меня давление и проблемы с сердцем! Мне, может, жить осталось пару лет!

– Мам, – вздыхаю, – мы оба прекрасно знаем, что у тебя богатырское здоровье.

– Но я…

– Не-а, даже не пытайся. Я сам лично тебя в прошлом месяце на полный чек-ап организма отправлял. Я видел все твои анализы и беседовал с заведующим клиникой. У тебя идеальные показатели для твоих пятидесяти девяти лет.

– Врачебная тайна в наше время – пустой звук! – обиженно фыркает матушка.

– Ага, – киваю, ухмыляясь, – особенно если врач – фанат хоккея.

Ирина Георгиевна обиженно сопит в трубку.

Я улыбаюсь.

Ну, хоть один раунд в этой битве, которая длится уже без малого пару лет, я успешно выиграл. Заработал себе отсрочку на недельку-другую, пока еще у какой-нибудь тети Зины или бабы Люды не найдется непристроенная дочка, внучка или, того хуже, правнучка. Да, черт, и такое было! Матушка сбрендила и решила меня на двадцатилетней пигалице женить. Я тогда, честно, оборжался. Никогда не понимал, что мужики в тридцать с хвостом делают с этими глупыми малолетними козами, у которых в башке одна ваниль и тик-ток? Ни потрахаться нормально. Ни поговорить. Губищи на пол-лица надуют, ресницы наклеят такие, что ветром, на хрен, сдувает, и строят из себя пуп земли. Больная, короче, тема.