– Вы поедете с нами или будем беседовать прямо здесь?

– Дорогая, – обратился мужчина к супруге, – это недоразумение, которое очень скоро прояснится. И тогда товарищ лейтенант сам лично принесёт мне свои извинения. А я поставлю под вопрос его компетентность, – Алексей зло взглянул на Гаврилюка, но тот холодно выдержал взгляд.

Через несколько минут Ткаченко вместе с сопровождением вышел из парадной. Александра тревожно наблюдала из окна, как они садились в полицейские автомобили. Как только они скрылись за поворотом, женщина взяла телефонную трубку:

– Саша? Привет. Только что арестовали Лёшу… В убийстве того парня, упавшего с крыши… Да, хорошо.

Отключив телефон, Александра села на краешек дивана и заплакала, закрыв лицо руками.

***

В кабинете стояла напряжённая обстановка. Ткаченко сидел напротив Меркулова и сверлил его взглядом, полным ненависти. Сам же Меркулов равнодушно перебирал бумаги, даже не глядя в сторону следователя, как будто специально затягивая паузу. Потом он поднял голову и совершенно спокойно спросил:

– Итак, Алексей Степанович, как давно вы знакомы с Анной и Виктором Леоновыми?

– Со школы, – взяв себя в руки, так же спокойно ответил Ткаченко.

– А почему Вы об этом не сказали операм?

– А меня никто об этом не спрашивал.

Меркулов усмехнулся:

– И насколько близкими у Вас были отношения с Анной Леоновой?

– Дружеские. Я, знаете ли, женат.

– Настолько дружеские, что Вы звонили ей рано утром в примерное время убийства? Вот распечатка звонков на её номер. – Меркулов протянул бумагу, но Ткаченко даже не взглянул на неё.

– Да. Аня с Витей поссорились вечером, поэтому я звонил утром узнать, всё ли хорошо.

– В начале седьмого?

– Я знал, что Витя каждое утро на пробежке. Конечно, мне было удобно позвонить в его отсутствие.

– У нас есть основание полагать, что вас с Анной Леоновой связывали более близкие отношения, о которых узнал Виктор. Он Вам угрожал?

Гаврилюк и Гера в один момент подняли головы и с удивлением посмотрели на Меркулова. Но у него на лице не шевельнулся ни один мускул.

Ткаченко выдержал паузу, а потом ответил:

– Мы живём в двадцать первом веке. Советского союза больше нет. За измены не отчитывают на партсобраниях и не выгоняют с работы. Тем более за дружеские отношения. Едва ли подобным мне можно было бы угрожать.

– Вы живёте в квартире жены, поэтому в случае развода оказались бы на улице?

– Так себе мотив, товарищ майор, – усмехнулся Ткаченко. – Я взрослый самодостаточный мужчина. Да ещё при звании. Могу и на служебное жильё претендовать. Как видите, слабоват повод рискнуть ближайшими двадцатью годами своей жизни.

– Где вы были в момент убийства?

– Дома. Спал. Подтвердить может моя жена.

– Спросим.

– Товарищ майор, ваши обвинения не стоят и ломаного гроша.

– Обвинения? – Меркулов изобразил на лице удивление. – Вас в чём-то обвиняют? Мы проводим расследование и опрашиваем свидетелей. Спасибо, что смогли уделить нам время и ответить на вопросы. Не уезжайте, пожалуйста, из города. До свидания.

Меркулов снова занялся бумагами, всем своим видом показывая, что разговор продолжать не намерен.

Ткаченко встал со стула, окинул взглядом застывших от удивления оперов, и молча вышел из кабинета.

– Юрий Романович, это что было? – тихо спросил Гаврилюк через несколько секунд после того, как дверь закрылась.

– Это, Володя, доказательство того, как опасно смешивать личное с профессиональным.

– Вы о чём? – вмешался в беседу Гера.

– Терпеть не могу этого Ткаченко. А он ещё и метит на должность начальника следственного комитета. И не просто метит, а очень вероятно, что её получит. И вот тогда нам хана. Лучше б сел.